Раньше я был молодой и глупый, и мечтал умереть в бою. Не в смысле, что я прям мечтал умереть (разве что изредка, перед контрольной по математике), а что если уж доведётся, то пусть лучше в бою. Чтобы враги накатывали волной, а я такой: «Р-р-р-ра-а-а-а!» — и крошил их топором или сразу двумя топорами в мелкий винегрет.

А в конце я уже такой весь израненный, но не сломленный, и накатывает новая волна врагов, и я опять: «Р-р-р-ра-а-а!» — бросаюсь на них, и вдруг меня кто-то трогает за плечо и я вижу, что вокруг стоят полупрозрачные викинги. И один говорит, мол, всё, готово дело, опускай топоры, вот тебе кружка эля, пойдём присядем, отпразднуем. Мы тут всегда так делаем. Серьёзно, прям всё время». Станция «Валгалла», поезд дальше не пойдёт.

Теперь, когда я стал старше и глупее, я уже не знаю, как хочу умереть. Понимание и определенность вообще покидают меня каждый день понемногу. Возникают вопросики. А если я в бою, то зачем? А что потом? Может быть, не обязательно ехать до «Валгаллы»? Почему нельзя сразу пойти пить эль?

Интересно, когда я стану старым и глупость моя окончательно выйдет из берегов, что будет? Буду, наверное, воображать, как бы жил я и жил. И как на меня накатывает очередная волна друзей и я такой: «Р-р-р-ра-а-а-а!» — и давай их всех приветствовать и крошить мелкий винегрет, чтобы всех угостить.

А потом раз, и я уже полупрозрачный викинг.

Ладно, я соврал в прошлом посте, я не смотрел фильм «Аларум» целиком. Посмотрел только четыре сцены, но из них понятно, что он о том, как снять шпионский боевик в одном загородном коттедже и ближайшем осеннем лесу. Что лес осенний — это важно, потому что на листву, видимо, тоже нужен бюджет.

Первая сцена и в целом весь фильм начинается с того, что Скотт Иствуд ползёт по полу квартиры раненный и чертыхается. Его ранили через окно. Он слышит, как в квартиру вламываются убийцы, ложится в позу крокодила и притворяется мертвым.

Первый убийца входит в комнату, тщательно игнорируя крокодила Иствуда и смотрит с автоматом куда-то в стену.

Иствуд вскакивает и убивает его. Но тут на него наскакивает второй убийца — это женщина. Она сначала бьёт Иствуда пару раз, а потом выбрасывается вместе с ним в окно. Это не попытка выбросить в окно противника, это именно выступление в дисциплине парного синхронного выбрасывания. Фактически, женщина выбросилась самостоятельно, просто захватила Иствуда с собой, а он был не против.

Они вылетают в окно, пролетают три этажа и бутербродом — женщина сверху, поэтому это мужской бутерброд с женщиной — приземляются на крышу машины. Бум. Потом немножко пружинят от нее и снова — бум, только уже не так громко. Страховочные тросы все же решили закрасить на постпродакшене, но ощущение падения решили не добавлять, пусть эту работу сделает зритель.

Падение немедленно прекращает между ними всякую вражду и женщина, сложив мужчине на грудь руки, как котик лапки, спрашивает, чем он хотел бы заняться дальше.

Вторая сцена. Мы в маленьком винтовом самолётике. У самолёта два пилота, а сзади сидит таинственный убийца. В какой-то момент полёта убийца приставляет к затылку правого пилота пистолет и стреляет. Час работы плохого специалиста по компьютерной графике стоит дешевле, чем специалиста по гриму, поэтому нам в момент выстрела показывают просто лобовое стекло самолета изнутри. Бах — на нём появляется очень плохо нарисованное пятно крови. «Застрелил!» — смекнул Штирлиц.

Потом пауза на две секунды, камера все также показывает стекло самолета, и тут — бах! — слева появляется второе пятно, абсолютно симметричное правому. Это мозг левого пилота.

Третья сцена. В окрестностях арендованного специально для кинематографа загородного коттеджа стоит Скотт Иствуд со второстепенной женщиной. Он видит, как в лес падает самолетик — и идёт туда.

На месте падения — хотя это сложно назвать падением, там просто лежат три части корпуса, а вокруг горят три аккуратных огонечка — Скотт подбегает к кабине и констатирует, что пилоты погибли не от падения.

«Так, а это что?» — вдруг говорит Иствуд и лезет руками внутрь одного из пилотов. В смысле, прямо через живот залезает ему в нутро, шурудит там некоторое время и вытаскивает... что-то. Второстепенная женщина рядом изображает подкатывающую тошноту. Непонятно, тошнит женщину от пилотного нутра или от того, в чем она снимается.

Затем Иствуд собирается куда-то уйти, но тут их окружают наемники с оружием. Они спрашивают, что Иствуд с женщиной тут делает. «Ничего!» — говорит Иствуд. Вся рука у него по запястье измазана в пилоте.

После этого я переключил сразу на самый конец.

Четвертая сцена. На причале стоят трое главных героев, включая Скотта Иствуда и Сильвестра Сталлоне. Мы понимаем, что Сталлоне не самый положительный герой, и возможно поэтому незадолго до причала ему тайно дали выпить яд. Яд оказывает на Сталлоне примерно такое же действие, как радикулит. Сталлоне хватается за перила и говорит «Ох». Потом он немножко сгибается — немножко, всё-таки это Сталлоне, да и не мальчик уже, чтобы сильно сгибаться на камеру — и кряхтит. Видимо, яд проник сразу в поясницу.

Сталлоне без затей просит у Иствуда противоядие и говорит, что вообще во всём будет им помогать потом, если сейчас ему дадут противоядие. Иствуд берет и протягивает Сталлоне противоядие — а там такой пузырёк, будто это не шпионский боевик, а фэнтезийная ролевая игра «Подземелья и драконы». Сталлоне оттыкает бутылочку, выпивает и сразу такой: «О, действует. Фу-у-ух». И разгибается.

Некоторое время герои просто стоят. Потом Иствуд видит, что над озером к причалу летит вертолет. Он говорит: «О, вертолёт!» и тут фильм просто обрывается. Вообразить ситуацию, в которой само появление вертолета спровоцировало бы столь внезапный финал, совершенно невозможно.

Посмотрел фильмы «Каменщик» с Аароном Экхартом и «Мастер» с Джейсоном Стэтемом. Смотрел подряд, поэтому осталось ощущение, будто это один фильм про двух друзей, которые вместе окончили строительный техникум, а потом их разбросала судьба.

В фильме «Каменщик» Аарон Экхарт играет бывшего тайного агента ЦРУ, небрежного замаскированного под печника. До поры он спокойно ходит с сумкой, полной наточенных мастерков, но ЦРУ взывает к нему, когда некий манерный незнакомец в шляпе начинает убивать журналистов в разных странах и говорить всем, что это ЦРУ их убивает.

ЦРУ такое: «Это не мы, мы вообще никого не убиваем!». Звучит это жалко, поэтому никто не верит, угрожая национальной безопасности.

Аарона спрашивают, не хочет ли во имя страны и справедливости разгрести кое-какое дерьмо своим блестящим мастерком, но Аарон, как настоящий каменщик, кладёт на ЦРУ.

Ему в спину намекают, что вообще-то манерный убийца — это старый Ааронов друг, которого Аарон должен был по старой ЦРУшной традиции убить. А получается, что он его вообще-то как-то недоубил. Вообще-то. Как-то.

Аарон идёт ночью на крышу, чтобы положить там пару кирпичей и подумать о дружбе, но вдруг на крыше включается дождь и на Аарона нападают. Ему стреляют в живот, но Аарон тут же заклеивает себя скотчем, хватает из сумки мастерок и побеждает. В конце драки Аарон висит на краю крыши, как горгулья, рассекая водосточным подбородком дождевую струю.

Почему-то нападение на крыше сподвигает Аарона помочь ЦРУ. Ему придают молодую ЦРУшницу Нину Добрев для отработки шуточек и отправляют в Грецию.

С начала Греции и до конца фильма Аарон и Нина просто носятся туда-сюда и постепенно потрёпываются, получают ссадины и рассечения, коллекционируют предательства и барахтаются в двойных играх. Аарон втыкает свой подбородок, то есть, простите, мастерок то в одного злодея, то в другого. Один раз Аарон даже мгновенно находит тайник в кирпичном дымоходе, демонстрируя, насколько удачным решением было стать именно каменщиком.

В конце фильма преданный перепреданный Аарон ковыляет вдоль по ночной улице, благодарно полувися на ЦРУшнице Нине.

Где-то параллельно Аарону и Нине в старом джипе просыпается Джейсон Стэйтем и идёт на стройку, но выходит на тропу возмездия. Ещё ни разу не было, чтобы Джейсон не вышел на эту тропу, ему там как будто мёдом намазано.

Если честно, немного напоминает порно, когда в начале статный лысый мужик то сантехник, то чистильщик бассейнов, то почтальон, но заканчивается всё невероятным половым актом. Вот тут то же самое — статный лысый Джейсон то механик, то пчеловод, то прораб, а заканчивается всё массовым убийством. Зато в обоих случаях наступает хэппи энд.

В общем, у застройщика, у которого работает Джейсон, похитили дочь, чтобы продать её в рабство, изнасиловать, потом перепродать и переизнасиловать и так далее. Застройщик тут же подзывает Джейсона и говорит, мол, я же по тебе вижу, что ты раньше служил, вы же там в армии убиваете людей всё время, а мне прямо очень надо.

Джейсон сначала отказывается (видимо, они ещё в техникуме с Аароном договорились, что в первый раз будут отказываться), но потом соглашается. Ведь у Джейсона тоже есть дочь, это раз, а во-вторых застройщик всегда исправно платил Джейсону зарплату. Учтите, пожалуйста, работодатели этот факт, а то вдруг вам понадобится человек для самоубийственной миссии, а вы менеджеру по продажам торчите оплату труда за три месяца.

В общем, Джейсон начинает невероятный половой акт, в смысле, массовое убийство. Но, в отличие от роликов в интернете, он может гораздо дольше, до полутора часов и не снимая кепки.

После финального убийства Джейсон возвращается домой и прямо сразу садится за семейный стол и начинает ужинать, даже не помыв руки.

Вот и всё.

Если честно, то посмотрел я не только эти два, но и ещё «Аларум» со Скоттом Иствудом и «Опустошение» с Томом Харди. Но пересказывать их не буду даже пытаться, потому что они целиком похожи на истлевшие монтажные обрезки, а не на кино.

Вы совершенно не должны этого помнить, но месяца три назад я рассказывал о том, как решил немножко похудеть.

Ну вот, я закончил. Был план посидеть на диете четыре месяца и они вышли. Это время я прожил на 1900 ккал, 165 гр. белка и 10 тыс. шагов в сутки. Осунулся на 9,5 кило и опал на 8,5 см в талии.

После диеты идёт так называемый «режим поддержки», суть которого в том, что любая диета должна заканчиваться, потому что организм на постоянном дефиците сохнет и дохнет. Режим поддержки такой: 2700 ккал и 12 тыс. шагов в сутки.

После 1900 ккал оказалось, что наесть 2700 калорий в день — это как-то непросто. Опять, блин, надо привыкать! Изменились ли у меня пищевые привычки? Не особо. Разве что на завтрак теперь хочется творога, который я до этого совсем не любил. Понял, что творог в пакетиках гораздо приятнее творога в ванночках, он не прессованный и его легче и вкуснее жрать.

Я любитель сладкого, и пироженок по-прежнему хочется, но не так сильно. Точнее, острее чувствуется, что ты вточил калорий, но не наелся — и это неприятно.

Стал ли я бодрее, энергичнее и легче на подъем, чего очень сильно ожидал от диеты? Нет, не стал. Диета диетой, а вокруг неё ещё всякая другая жизнь и творожком её не исправишь. Даже с сахарозаменителем.

Оказалось, что сегодня международный день матери. Или день международной матери? Ну ладно. Полагаю, в такой день нелишне будет сказать тем, кто мать, что вы состоялись, как мать. Прям... наверняка. Несмотря на то, что вы не единожды думали иначе. Да, включая тот случай, когда готовы были прибить этого засранца, но не прибили, хотя господь свидетель, он заслужил.

Последние три года я наблюдал, как Марина состоявывается как мать. В целом это похоже на затяжной прыжок.

Она кормит, носит, будит спящего, укачивает проснувшегося, надевает сухое, снимает мокрое. Светит глазами в ночной потолок. Поднимает упавшего и прижимает к груди орущего со словами, что ей нельзя доверить ребенка, а то она не уследит и он у нее точно убьётся. Выбирает лучшее из имеющегося даже тогда, когда достаточно обычного или даже просто первого попавшегося. Подбирает цвет: шапок к кроссовкам, ящиков к полкам, ложек к тарелкам. Повторяет миллион раз.

Создаёт доверие, которому ещё не раз предстоит провериться на прочность, но видно, что уже сейчас оно приносит свои плоды. Тёма пытается взять подмышку тарелку с супом:
— Тёма, не надо. Суп прольётся и твоя футболка с котиком будет вся мокрая.
— И я буду плакать. И кричать: «Маамааа, поменяй мне футбооолкууу!» — и ты поменяешь.

Рано говорить об итогах воспитательного процесса, конечно, но устремления как будто не самые дурные. На прогулке Тёма уселся в траву и срывает руками в майских варежках немногочисленные холодостойкие питерские одуванчики: «Я придумал, кем стану: любителем одуванчиков».

Если это не воспитание, то что тогда?

И вокруг себя я тоже встречаю примеры материнской выдержки. Вот, например, вчера.

Гуляем с Тёмой на недавно построенной детской площадке — там всё очень модное, некрашеное, деревянно-стальное, как будто сделанное для детей, которых бежевые мамы покупают в Икее.

Там есть один комплекс для развития, видимо, крупной моторики и навыков каменщика. Внешне немного похоже на полосу препятствий в Каэр Морхене, если вы читали «Ведьмака». Какие-то вращающиеся лопатки из нержавейки, желоба, мельницы, просеиватель песка и там же высокая, метра два с половиной, виселица с цепью. Внизу на конце цепи что-то вроде совка, сделанного из толстой гнутой резины и металлических штырей с гайками. В совок нужно засыпать песок или камни, потом тянуть за цепь и совок будет подниматься вверх. Так дети узнают, что такое блок для поднятия грузов.

Как раз туда подошла мама с сыном лет трех-четырех и стала объяснять, как грузить песок, зачем нужна цепь и как ее тянуть. Сын радостно поднял груз на самый верх и сказал: «Смотри, мама!».

Отвлекшаяся на секунду мама посмотрела вверх. Сын отпустил цепь и совок с песком с высоты полутора метров прилетел маме в лицо.

Она не вздрогнула даже, а просто спокойно закрыла пораженную половину лица ладонью, отвернулась и, слегка присев, издала длинный утробный рык:
— Ыыыыыр-р-р-р-р-р-р!...

В рыке отчетливо читалось: «Это моё потомство и только поэтому его нельзя убивать».

После того, как рык закончился, мама повернулась обратно и сказала удивлённому сыну обычным человеческим голосом: «Всё хорошо, зайка! Пойдём на качельку?». Следующие полчаса счастливая мать ходила за сыном по площадке и прижимала к лицу холодную железную машинку.