Посмотрел фильм «Вызов» про летающий вокруг Земли Пересильд, чтобы вам не пришлось, и пересказываю. По ощущениям немного похоже на просмотр фоток из чужого отпуска. Да, красиво, конечно, и это платье тебе идёт, да, и у окна хорошо стоишь, ой, а это та штука, да? Но фоток ещё на полтора часа, а ты уже немного устал смотреть, как другому человеку было хорошо.
Итак.
На орбите висит космическая подстанция, а по ней ползают два космонавта. Они заводят подстанции оглобли, накидывают ей хомут, подновляют супонь и подтягиваю чересседельник. Станция урчит, прядает ушами и медленно кружится.
Показывают ЦУП. Посреди ЦУПа стоит Машков с несгибаемым лицом. Ему только что стало известно, что где-то рядом в тесном космосе ступень ракеты задела старый спутник и теперь к подстанции мчатся обломки. Нужно отскочить.
Машков командует ползающим космонавтам держаться, а подстанции — увернуться. Подстанция делает «пшшш!» главным двигателем и, встав на дыбы, отскакивает от обломков.
Но один из космонавтов не успел удержаться и его шваркнуло об угол подстанции серединой скафандра. Что-то внутри космонавта хрустнуло и порвалось.
Космонавта втащили, раздели и теперь показывают ЦУПу. ЦУПовский врач говорит, что у космонавта напряженный пневмоторакс. Не такой напряженный, как лицо у Машкова, но тоже достаточно напряженный.
Машков спрашивает, как расслабить космонавту пневмоторакс. Врач говорит, что нужно проткнуть космонавта и выпустить воздух.
Тут слово берет ассистент Машкова. Он отвечает за избежание всеми участниками космической миссии отсидки. Ассистент говорит, что надо срочно спускать космонавта на Землю и протыкать уже тут. Но врач отвечает, что на Земле протыкать космонавта будет уже разве что патологоанатом.
Несгибаемый Машков берёт ответственность за космическое протыкание на себя.
Протыкать должен второй космонавт, потому что больше некому. Космонавт медлит и то приближает скальпель к первому космонавту, то отдаляет. Первый космонавт задыхается, булькает и не может повлиять на процесс.
— Режь, — командует ЦУП.
— Чё, прям ре-езать? — тянет второй космонавт и жалобно смотрит в камеру на ЦУП. — А может, он как-нибудь...
— Режь! Режь! Режь! Режь! — кровожадно скандирует ЦУП в полном составе.
Космонавт режет и вставляет трубочку. Из первого космонавта выходит воздух. Вместе с пневмотораксом расслабляются все. Теперь у них есть время подумать.
Тем временем в городской больнице Юлия Пересильд находится по локоть в пациенте. Она схватилась за сердце — пациента, не своё — и держит его рукой на этом свете. Помимо пациента у Пересильд есть ещё дочь для проблем, мать для сюжетных шуточек, мёртвый муж для глубины персонажа и приложение Тинькофф-банка для разнузданной рекламы.
Перетянув пациента с того света на этот, Пересильд отпрашивается у второго хирурга уйти пораньше, потому что её вызывают в школу. Там её кровинушка отбуцкала дочку прокурора.
Нам показывают сцену злоупотребления служебным положением: Пересильд пресмыкается перед прокурором, а тот пучит глаза, показывает кровавые клыки и грозит всех засудить, а потом съесть.
А тут ещё этот Роскосмос.
Главврач ловит Пересильд в коридоре и везет с собой в Роскосмос на консультацию — их спрашивают, можно ли заживо спустить проткнутого космонавта на Землю.
Пока все степенно разговаривают, нервный Пересильд кричит с приставного стульчика, что космонавт точно помрёт, поэтому спускать его нельзя. Можно попробовать сделать ему операцию в космосе, но фиг знает, как пойдёт.
В кулуарах ассистент Машкова предлагает ему попробовать все-таки спустить космонавта, потому что смерть при спуске — это несчастный случай, а смерть на подстанции — это прокуратура. Даже в кино все пути ведут в прокуратуру!
Несгибаемый Машков берёт ответственность за операцию на себя.
Теперь нужно за месяц подготовить одного космического айболита, потому что больше айболитов до космоса не довезти. Собирается команда хирургов — их будут крутить в центрифугах, пока не останется только один. Пересильд тоже берут в команду, но крутить в центрифугах не будут. Её задача — думать, как бы половчее залезть внутрь космонавта, чтобы он не выскользнул в невесомости.
По пути Пересильд жалуется главврачу, что думать ей мешает прокурор, и главврач обещает разобраться по своим каналам.
Какой-то ценности для сюжета история с прокурором не несёт. Кажется, авторы фильма просто проводят нам экскурсию по злоупотреблению полномочиями, карьеризму, спихиванию ответственности и кумовству.
Дальше хирурги начинают вращаться в центрифугах, а Пересильд начинает думать.
По мере того, как хирурги постепенно убывают — центрифуга космической подготовки строга — Пересильд начинает думать всё сильнее и сильнее, не выходя из макета подстанции. Она оборудует операционную и даже придумывает приколотить хирурга к полу, чтобы он не воландался вокруг пациента, а торчал из пола твёрдо и несгибаемо. Как Машков.
Чтобы все привыкли к несгибаемости, хирургов и Пересильд сажают в самолет, который умеет имитировать невесомость. Самолет летает вверх-вниз, а хирурги внутри тренировочно блюют и весело рикошетят от стен.
Наконец, остается всего пара хирургов и главная центрифуга. Один хирург скручивается в ней до непригодного к полётам состояния, а второй ничего, не скручивается. Это самый пижонский хирург — он всю дорогу подкатывает к Пересильд, но ему мешает её мёртвый муж.
Внезапно несгибаемый Машков заманивает в центрифугу саму Пересильд. Весь месяц он по камерам наблюдал за хирургами и за ней и высоко оценил степень её несгибаемости, помноженную на способность думать. Ну и в самолете она рикошетила от стен меньше всех.
Мы переживаем за Пересильд в центрифуге и понимаем, что именно ей должно быть суждено окончательно проткнуть космонавта. Именно ей. Пересильд, мы ждём Пересильд!
И она выдерживает центрифугу. И даже умудряется немножечко согнуть Машкова — убедить его рассказать семье космонавта, что тот вообще-то уже месяц сипло дышит дырочкой в правом боку.
А главный пижонский хирург решает отринуть славу и отдает право лететь Пересильд. Космический подкат!
Ну что же, теперь всё готово. Могучий корабль адски воет двигателями, пышет струями огня и натужно, с видимым усилием отрывает Пересильд и ещё одного лёгкого космонавта от Земли.
И следующие сорок минут всё идёт изнуряюще штатно. Корабль штатно пристыковывается к подстанции, Пересильд, в невесомости похожая на смурфика в хорошем смысле этого слова, штатно плавает там по отсекам, а недопроткнутый космонавт штатно кашляет и сипит.
Но вот космонавт нештатно теряет сознание. Раз такое дело, Пересильд в окружении других космонавтов тут же бросается его оперировать. Она привязывает космонавта к столу и снимает с себя штаны! Но тут же надевает новые штаны и даже целый синий костюм, отчего становится похожа на смурфика еще сильнее. Затем Пересильд приколачивает себя к полу, чтобы несгибаемо торчать.
Она протыкает космонавта в двух новых местах и вставляет в него фонарик и трубочку. Она светит внутрь космонавта и пшикает в него водичкой.
Но есть проблема. Лёгкое космонавта засахарилось плотной плёнкой, слиплось и не расправляется. Фонарика и водички недостаточно. В ЦУПе все досадливо цыкают, командуют Пересильду заканчивать и готовить перфорированного космонавта к спуску.
Пересильд упрямится. Пока все в замешательстве, она засунула в космонавта плоскогубцы и нервно покусывает его ими за лёгкое. Лёгкое не поддаётся, а в ЦУПе начинается гвалт. Все кричат на Пересильд и требуют от неё немедленно покинуть тело космонавта.
Тут Пересильд перехватывает у Машкова эстафету несгибаемости и берёт ответственность за лёгкое космонавта на себя.
— Да тьфу ты, блять! — рапортует ЦУП с Земли. Машков кричит на главврача, главврач кричит на Пересильд, ассистент Машкова сидит покосившись со стеклянными глазами и мысленно готовит речь для прокурора.
Тем временем у Пересильд закончились медицинские инструменты, поэтому она просит дать ей столовую ложку и проволоку. Она делает на конце проволоки крючок, а на космонавте — ещё одно дополнительное отверстие.
И начинает решительно наматывать лёгкое космонавта на проволоку, придерживая ложкой, как будто это паста карбонара, а не живой человек.
И у нее начинает получаться!
При первых проблесках надежды на успех Машков уходит в свой кабинет пить коньяк. Можно понять, ведь вся его несгибаемость ушла к Пересильд. К Машкову присоединяется гендир космического центра, потому что у него проблем с несгибаемостью нет, он весь фильм пытался Машкова отговорить.
Перемотав космонавта, как старую аудиокассету карандашом, Пересильд расправляет ему легкое, затыкает проткнутые отверстия, отплывает в сторону и вновь с облегчением снимает штаны.
В ЦУПе все пьют коньяк. Так проходят часы напряженного ожидания, пока космонавт проснется и начнет дышать как новый. И космонавт просыпается! Он дышит! Он хочет кушать!
Космонавты готовятся к отлёту на Землю, но перед этим делают Пересильд-сюрприз: надевают на неё скафандр и выталкивают за порог станции. Пущай полетает.
Пересильд некоторое время парит в межзвездном пространстве, а потом лезет на пазуху скафандра и достает серёжки мёртвого мужа. В смысле, подаренные им. Она прощается с серёжками и с мужем и отпускает их в космос. Возможно именно эти серёжки потом, разогнавшись до третьей космической, и прошьют подстанцию насквозь на очередном орбитальном витке.
И вот уже герои несутся обратно к Земле, и капсула пронзает атмосферу, как Пересильд космонавта, и над открытым люком сгибается несгибаемый Машков.
А уже через день Пересильд возвращается к себе в больницу и тут же начинает целоваться в лифте со своим пижонским хирургом. Его космический подкат сработал.
И напоследок, в честь бесстрашных протыкателей космонавтов, песня.
Загружены в планшеты
Тревожные симптомы
И доктор уточняет
Финальный эпикриз.
Давайте-ка, ребята,
Мы снимем по-большому
У нас ещё в запасе
Четырнадцать актрис.
Я верю, друзья,
Караваны врачей
Помчатся вперед
От звезды до звезды!
С собою охапка
Ректальных свечей
И шприц освящённой воды!
