Меня тут попросили помочь с родительской речью на школьный выпускной. Я в первую секунду смутился, потому что терпеть не могу речи. Но вдруг понял, что мне есть, что сказать. Наверное, я бы сделал это так.

***
У нас, родителей и учителей, есть проблема. Нам хочется, чтобы вы поняли сразу всё. Сразу всё!

Тот факт, что никто и никогда не понимал сразу всё, совершенно нас не останавливает.

Поэтому мы вечно говорим о важности всего подряд: как важно учиться, какой важный этап вам предстоит в жизни и как важно есть кашу по утрам. Как будто каша и школа — это одно и то же! А каша, конечно, важнее.

Мы часто не дожидаемся вопросов и скорее спешим к вам с ответами. Кое-какие ответы у нас правда есть, но мы не может, хоть и хотим иногда, впихнуть в вас это знание силой.

С тем же успехом можно пытаться описать вкус черничного мороженого тому, кто вообще не пробовал никакого мороженого. А потом он попробует, и выяснится, что ему вообще не нравится мороженое. И черника тоже.

Поэтому вместо того, чтобы рассказывать вам о нашем любимом вкусе, мы говорим: пробуйте разное. Это единственный способ понять, какой вкус нравится вам больше. А нам, родителям, всегда будет немножко страшно оттого, какой вкус вам понравится.

Кажется, что я слишком много говорю о еде, но думаю, вы меня понимаете.

Никто не знает, что именно вы запомните из школы. Но точно могу сказать одно — это будут не уроки. На переменах происходит гораздо больше, чем на уроке. На них происходите вы, ваши друзья, ваши настоящие дела и мысли. Можно даже сказать, что это не перемены бывают между уроками, а уроки между переменами.

Уроков будет много, но пожелать хочется другого — сохранить в себе вот это ощущение перемены.

А ещё Марина показала мне приложение для выбора имени ребёнка. Выглядит как Тиндер: вводишь отчество и фамилию, приложение подставляет к ним имена, и ты смахиваешь карточку с именем вправо, если совсем не нравится, или влево, если не нравится чуть меньше.

Это самая интересная игра, в которую я играл за последнее время! Пройдя ряд привычных имён, приложение сходит с ума и начинает предлагать вообще все подряд — от Чустаффуса до Хидеяки. Оторваться невозможно.

— Марина, смотри — Яни. Так и вижу: «Мальчик, как тебя зовут? — Я не Глебович!». Так, едем дальше... Ясен. «Дык Ясен Глебович!». А ведь можно же ещё двойные имена использовать и назвать Яни-Ясен. «Я не ясен Глебович», — самый неуверенный мальчик в классе.

И так двадцать минут. Сразу отвечу на вопрос, на чем все-таки остановились. Ну, окончательно пока не решили, но без выпендрёжа. Либо Гуннар, либо Джером.

Мы с Мариной смотрели обучающий курс для молодых родителей и там был раздел про импринтинг.

Это когда только родившийся ребенок впервые смотрит на мать и запечатлевает её как... ну, как мать запечатлевает, господи, как ещё-то. А мать тоже запечатлевает ребёнка, у неё случается прилив окситоцина и в целом улучшается настроение после всего того, что с ней только что было.

Так вот, ведущая курса говорит, что этот пристальный взгляд «проникнет вам прямо в сердце и останется с вами на всю жизнь». И что в нем, в этом взгляде, заключена Вся Мудрость Вселенной.

А потом она ещё говорит, что у животных импринтинг тоже есть. Но им вся мудрость вселенной ни к чему, поэтому и импринтинг у них попроще. В пример приводила учёного Конрада Лоренца, который портил материнство уткам. Он давал новорожденным утятам посмотреть на себя, хотя он нифига не утка, они начинали считать его мамой и таскались потом за ним всю жизнь. А родную мать ни в грош не ставили.

— Марина, мне вот интересно, а наоборот это работает?
— Как наоборот?
— Ну, если наш ребенок родится и сразу посмотрит на утку? А она увидит в его глазах вселенную и такая — кря! — от прилива окситоцина. Хотя с глазами по бокам головы смотреть, наверное, не очень удобно и как-то даже немного нелепо.

Я представил, как мы потом закатим скандал на весь роддом. «Что вы наделали! Мой ребёнок меня не узнаёт! Да кто вообще впустил утку в родильный зал?!»

Поэтому я и пойду с Мариной на роды. Так и скажу всей бригаде: вы делайте своё дело, а я просто не дам утке проникнуть сюда и отнять у нас будущее.

Несколько раз я слышал, что борщевик — это проблема. Ну проблема и проблема, мало у нас, что ли, проблем. Но тут встретил настоящего борщеборца и уже два дня знаю правду.

В общем, мы все умрем от борщевика. Нам конец. Битва уже проиграна, просто не все ещё знают.

Надеюсь, теперь вы меня слушаете.

Мини-ликбез: борщевик — это такое растение с цветами-зонтиками на высоком стебле, растет как тварь, размножается как концентрат кролика, подминает под себя экосистемы, на человеке оставляет жуткие ожоги. Жуткие. Ожоги.

И как это обычно бывает с людьми, мы сами себя приговорили. В сороковых годах родине резко понадобилась нажористая трава, чтобы кормить коровок. Траву нашли на Северном Кавказе, назвали «борщевик Сосновского», проверили на скорую руку, обрадовались и засеяли ей всю страну. Ну что плохого может быть в траве?

А трава принялась убивать и насиловать.

Борщевик растет семь лет и всё это время испускает сок — стоит потрогать сок, как он внедряется в ДНК и буквально натравливает человеческий организм на собственную кожу. Особенно хорошо ядовитый сок работает на солнышке.

На седьмой год борщевик испускает из себя десять тыщ семян, которые разлетаются на огромные расстояния. Бережно привезенный с Кавказа, сейчас он растет везде от Калининграда до Владивостока и лезет в Европу. Цветы, понимаете? Не роботы, не искусственный интеллект, цветы! Думаю, к тому моменту, когда Скайнет осознает себя, он даже немного расстроится, потому что вокруг будет только шелест борщевичных зарослей.

Человечество, конечно, не сдается без боя, но ряды повстанцев, прямо скажем, малочисленны и слабы. И только дух их силен. Они одеты в плотное и резиновое, в руках у них лопаты.

Кажется, беспечные земляне не осознают серьезность проблемы ровно потому, что самый эффективный способ борьбы с ней — лопата. Все же привыкли: 21 век, дополненная реальность, NFT теснит криптовалюты, а тут вдруг лопата. Доросли все до хакерских атак, понимаешь, отвыкли ходить в штыковую.

Тем временем борщевик поглощает плодородные земли и выгоняет людей из домов. Когда ты выходишь во двор, а вокруг медленно смыкаются четырехметровые заросли мрачной ядовитой стеной, сразу хочется убраться подальше. До какого-то времени считалось, что хотя бы лес борщевику не подвластен, но теперь его уже несколько раз видели в подлеске. Ещё один бастион пал. Враг умнеет и приспосабливается.

Что делать, если вы шли, и тут борщевик, и ваши взгляды встретились. Надеваете плотное, на руки перчатки, на лицо очочки. Нужно выкопать корень борщевика на полный штык лопаты, отрезать ножом цветы и всё это безжалостно сгноить! Представьте, что вы Чикатило в расцвете сил.

А освобожденное место засеять топинамбуром. Всегда носите с собой топинамбур! Можно прям делать топинамбуровые бомбы и метать их в заросли борщевика, крича что-то духоподъемное для собственной бодрости. Топинамбур сильный, он нанесет борщевику урон. Хотя тут надо быть осторожными, а то придётся потом искать, как спасти планету от топинамбура.

В городах коммунальщики, получив разнарядку на борщевик, регулярно принимаются его косить. Выглядит эффектно, но толку от этого нет. Гадский стебель растет заново прямо из срезанных пней, как будто и не было стрижки.

Хотя как топинамбур не мечи, борщеборцы из тех, которые пореалистичнее смотрят на вещи, говорят, что начинать борьбу надо было сорок лет назад. А сейчас уже все, мы можем только оттягивать неминуемое.

Но надежда, безусловно, есть.
Но не на нас.

С нами-то все понятно: изобрести какой-нибудь ТОС «Солнцепёк» и атаковать с его помощью не борщевик, а... людей! — это надо быть полными баранами, конечно.

Надежда на природу. Чисто теоретически она может изобрести, например, спору-убийцу или особого долгоносика, жадного до борщевичной плоти.

Природа, пожалуйста, скорее.

История про винты.

Сначала все плавали без винтов. Особенно, конечно, интересно было плавать без винтов в Арктику. Всем так хотелось поскорее сгинуть в ледяных пустошах, что ждать изобретения парового двигателя не было никаких сил.

Корабль просто должен был быть достаточно прочным, чтобы доплыть туда, где можно замёрзнуть насмерть. И выше полярного круга для этого вполне хватало небольшого деревянного корабля.

Например, у поморов был поморский коч. Не знаю, что значит слово «коч», но почти наверняка это синоним слова «конец».

Чтобы немного оттянуть неминуемый коч, у поморского корабля была хитрость. Форма корпуса была такая, что когда он сдавливался льдами, то не сразу с хрустом шел на дно, а выскакивал на поверхность, как вишнёвая косточка, которую сжали пальцами. После чего поморы могли ещё какое-то время тащить коч по льду. Похоже на древний кёрлинг — кто дальше проскользит, прежде чем остановится навсегда.

Но потом появились винты.

Из-за винтов плавать стало легче, поэтому чтобы наверняка сгинуть в ледяных пустошах, заплывать приходилось всё дальше и дальше.

И дальше.

Двигатели, которые вращали винты, становились всё мощнее. Да и сами корабли, чтобы преодолевать толстые льды, становились всё больше и больше.

И больше.

Возникла проблема гребных валов. Чем больше корабль, тем длиннее у него гребной вал. Потому что двигатель приходилось ставить где-то в середине корабля: если поставить двигатель сзади, то он перевесит, и долгая мучительная смерть от холода сменится быстрой и бесславной смертью от утопления.

В могучем ледоколе, который уж точно довезет экипаж сквозь льды на верную смерть, вал может быть гигантским 30-метровым цельнометаллическим бревном диаметром в метр.

Я рассказал об этом другу и он сказал: «Ого, 30 метров! Какой большой. Наверное, у капитанов ледоколов нет проблем с самооценкой». Вообще, наверное, да. Конечно, пока мимо не проплывёт ледокол, у которого гребной вал 31 метр.

Но вот в какой-то момент один из капитанов ледоколов решил дать задний ход. Не хочется думать, что он струсил героически замерзать насмерть. Поэтому давайте считать, что он просто решил чуть отойти, чтобы как следует разогнаться.

И тут выяснилось, что задом ледокол идёт сквозь льды заметно увереннее, чем передом. Хочешь погибнуть геройски? Разворачивай ледокол — и впёред... Назад. Теперь всё буквально как у Кастанеды — «смерть стоит за левым плечом».

Дело в том, что когда ледокол идёт задним ходом, то винты у него спереди. И они режут лёд, помогая движению. Все просто привыкли, что винты у кораблей сзади, и когда изобретали ледокол, то сразу как-то не подумали.

Но можно ли двигаться к гибели ещё быстрее? Конечно, да.

Тут, правда, вмешалась маневренность. Самый прямой путь в гибельные ледяные пустоши — не всегда самый быстрый, поэтому некоторые участки лучше огибать. А на большом корабле с вот таким вот гребным валом это сложно. Рули работают от давления воды, корабль худо-бедно поворачивает только с ходу. А если скорость маленькая, то поворота не выйдет.

Вот было бы круто, если бы поворачивались сами винты.

И начали думать. Сначала решили что-то сделать с гребными валами. Самооценка капитанов, конечно, важна, но валы же реально огромные! А ведь нужно протащить этот дрын через пол-корабля, сквозь отсеки, да ещё загерметизировать, да ещё смазывать... Ой, всё.

Поэтому основной двигатель теперь не вращает гребной вал напрямую. Он вырабатывает электричество для компактного электродвигателя. Электродвигатель спокойно ставится в корму и они там с винтом и коротенький гребным валом уже сами договариваются, чего-как.

Электродвигатель чем ещё лучше — он резкий как понос. Хочешь — вперёд, хочешь — назад, хочешь — как хочешь и за доли секунды. Ему реально вообще всё равно. Чисто современный инфобизнесмен против старого дизеля-консерватора.

Но мы же хотели поворачивать сами винты. Пожалуйста, вот она — новая эра, самый быстрый путь в ледяные объятия смерти. Винторулевая колонка!

Электродвигатель больше не лежит мышкой в корме корабля. Он вместе с гребным валом, который теперь совсем крошечный, засунут в водонепроницаемую гондолу и подвешен к корпусу снизу. Из гондолы торчит винт. Вся гондола целиком вращается вокруг своей оси и называется винторулевой колонкой. Корабль поворачивает и плывет куда хочет, хоть с места сразу вбок.

А компания, которая эту штуку придумала, назвала её Azipod и, в общем, надолго стала монополистом, потому что это вам не стеклоподъемники делать. И теперь все такие винторулевые колонки называются азиподами — как ксерокс, только мощностью в 25 мегаватт.

Правда, тут инициативу у ледоколов перехватили танкеры, которые возят всякое по Северному морскому пути. Потому что только стремление к прибыли иногда пересиливает жажду смерти. «Больше золота!» — как завещал нам раджа из мультика про золотую антилопу. Что характерно, перед смертью.

Так вот, танкеры тоже огромные, ещё побольше ледоколов, и им тоже нужно преодолевать льды. Поэтому азиподы для танкеров делают специальными, боевыми.

Им точат винты.

Танкер с тремя наточенными азиподами — лютая силища. Когда он разворачивается кормой вперёд, то лёд, который поумнее, сам трескается и торопливо тонет. И это арктический лёд — не беленькая корочка на луже после первых заморозков, а монолит в три метра толщиной с прочностью, как у бетона.

В общем, тот лёд, который остался на пути танкера, получает по полной программе. Два винта рвут его на части, а третий винт размывает безжизненные останки по сторонам, чтобы не пачкали борта.

Танкеры из тех, что побольше, вполне могут прогрызть торос, который торчит над водой на три метра, а под водой — метров на пятнадцать.

Вероятно, такими штуками скоро оснастят и большие атомные ледоколы. Чтобы уж точно ничего больше не помешало человеку надёжно сгинуть в бескрайних ледяных пустошах.