Глеб Клинов

Заметки редактора и человека
РассказыПортфолиоТелеграмklinovg@gmail.com

Изменившимся лицом бежит саду

Вчера наконец пришел в детский сад не один, как обычно, а ребёнком вперёд. Там уже переставали верить, что у меня в принципе есть дети, а Артём Глебыч взял и посрамил их. Пришел сам ногами по земле. Как там это называется... наземная операция, да? Правда, посрамлять надо с торжествующим выражением лица, а он заревел, но будем считать, это просто такой прием.

И всё было бы хорошо, но сегодня тоже надо в детский сад. И, кажется, завтра. Всё жду, когда же это закончится. На конец недели у нас запланированы сопли и истерика, как бы дотянуть.

Торговля

Я недавно писал про турецкий рынок — как бродил там, растворившись в чужой суете. Потом я вернулся туда с камерой, но ближе к концу дня: основной народ схлынул, на прилавках лежат остатки, покупатели уже не спешат, а торговцы и вовсе впадают в задумчивость.

Ведь если ты гореть не будешь, то кто

Марина тут вышла на битву с тьмой. В прямом смысле. У нас во дворе есть детская площадка и вечером на ней совершенно темно. Вокруг есть пара фонарей, но они не относятся к площадке — направлены в другую сторону и просто освещают условный «двор».

Марина написала на Госуслуги запрос на установку освещения для детской площадки. «Ваше обращение зарегистрировано», — ответили Госуслуги, что на языке джунглей означает: «Мы принимаем бой!». Это было 29 июля.

Дальше мы наблюдали пьесу в почтовых уведомлениях.

30 июля обращение перенаправили из Местной администрации муниципального округа в Администрацию губернатора и пообещали рассмотреть до 9 августа.

В этот же день из Администрации губернатора обращение перенаправили в Комитет по энергетике и инженерному обеспечению. А Комитет по энергетике перенаправил его в довольно логичный для такого случая Ленсвет.

9 августа Ленсвет перенаправил обращение обратно в Комитет по энергетике. Комитет по энергетике понял, что быстро не справится и перенес срок рассмотрения на 6 сентября. А потом понял, что вероятно не справится вообще, и перенаправил обращение почему-то в Водоканал. Как говорится, делай добро и бросай его в воду.

Водоканал молча — как воды в рот набрал — неделю смотрел на это обращение и 14 августа вернул его в Комитет по энергетике. Комитет опять перенаправил его в Ленсвет.

21 августа Ленсвет, видимо, признал, что фонари — это их тема, и взялся за работу. Начал с того, что перенес срок ответа на 19 сентября. Фонарь — дело важное, спешить нельзя.

19 сентября, не откладывая в долгий ящик, Ленсвет приступил к исполнению. И прислал ответ: «Уважаемая Марина Анатольевна, ваше сообщение от 29.07 рассмотрено. Для освещения детской площадки будет установлено дополнительное светотехническое оборудование. Монтажные работы будут выполнены после закупки необходимого оборудования и материалов».

Вот это да.

Вчера во дворе закипела работа. Под дождём сновали несколько рабочих в оранжевых плащах (не все герои носят плащи, но гвардия Ленсвета носит) и автовышка. На двух ближайших к площадке фонарях они установили по дополнительной лампе, подобрали полы плащей, сели в автовышку и уехали.

Вечером я выглянул во двор. Свет от новых ламп до площадки не достает.

Но фото

Турки не очень любят, когда их фотографируют без спроса. Я об этом узнал по тому, что за мной гнались двое турецких дедов. 

Конечно, я мог легко оторваться, как только заметил погоню, но не стал. Из любопытства и чувства собственного достоинства. Но если бы погнались не только эти двое, а все восемь разом, возможно, передумал бы. Даже скорее всего.

В общем, они меня догна... я позволил им себя догнать и спросить: «...?!». Да, вопроса я не понял, но пальцами они показывали то на фотоаппарат, то на Аллаха — а мы знаем, что это означает: ты виноват и нужно извиниться.

Извиняться за великолепную фотосессию мне свой господь не велит, поэтому в ответ я сделал самый тупой и растерянный вид, который мог. Ну, то есть буквально ни один мускул не дрогнул на моем лице.

Деды ещё немного повозмущались, затем решили, видимо, что взять с меня нечего, и вернулись к своим — доигрывать в картишки. Всё это время их страшно хотелось сфотографировать. Так выглядит эталонное искушение.

Мне нужна твоя одежда

Регулярно ловлю себя на мысли, что у Марины недостаточно одежды и нужно срочно ей что-нибудь купить. Не понимаю, как она этого добилась. Особенно учитывая, что вся моя одежда укладывается на две полочки, а ей мы недавно купили новый шкаф. Я его после установки ни разу даже не открывал, потому что а зачем? Всё равно там всё её.

Это, наверное, ужасно тяжело, когда открываешь шкаф, а там всё заполнено и всё твоё. Я даже когда думаю об этом — у меня уже стресс. Стоит только представить себе эту картину и в голове сразу: «Нечего надеть!».

Видимо, проблема в том, что когда в шкафах много одежды — все предметы сливаются в один. Я тоже её испытываю, правда, чаще в кондитерской — тут тебе и круассан, и пекан, и ватрушка, и это только прилавок с выпечкой, а есть же ещё пирожные, ну как тут выбрать? Был бы вот только эклер и всё — я бы чувствовал себя хозяином положения.

Поэтому каждый раз, когда Марина говорит мне: «Пойду, куплю себе чего-нибудь из одежды», — я воспринимаю её инициативу с радостью и даже немного с облегчением: наконец-то женщина решила позаботиться о себе, а то всё семья, семья, ни блузочки свободной нет.

Про себя я называю это приемами нейротрикотажного программирования. Этот сугубо научный подход заключается в том, что у Марины есть несколько очень характерных предметов гардероба, которые оттягивают на себя моё внимание и создают ощущение, что она ходит всегда в одном и том же и редко надевает что-то новое.

Что это за предметы? Во-первых, домашняя футболка с надписью I want to believe, старая настолько, что сам агент Малдер не различил бы на ней изображение летающей тарелки. Футболка притупляет восприятие нового и создает эффект неизменности домашней обстановки. А мужчине же что важно? Чтобы дома всё менялось только дважды в жизни: когда въезжаешь в квартиру и когда протягиваешь интернет-кабель потолще. А иначе сразу нервы, широкие шаги по коридору, «куда ты положила мою вот эту самую!»... Я у знакомой тут читал, как её муж лёг днём подремать, а она за это время в порыве рядового послеобеденного вдохновения покрасила фасады комнатного гарнитура в синий цвет. Красиво, но человек проснулся в чужой квартире. Нужно, говорит, было видеть его глаза.

Второй предмет гардероба — это черная худи, купленная на байкерском фестивале, на ней вышиты цепи, поршни и оскаленные черепа. Я когда увидел, что Марина всерьёз её купила, глазам не поверил. Надевается демоническая худи редко, но расчетливо — никакие десять пар обуви и платьев не способны перевесить в моём сознании такой противоречивый предмет. Худи даёт карт-бланш на покупки любой одежды.

Ну, и в-третьих, штаны камуфляжной расцветки. И я понимаю, что это в чистом виде реверанс в мою сторону — знаете, как взрослые люди на детском празднике вместе с детьми носят смешные колпачки и раскрашивают лицо аквагримом: да, Глеб, смотри, я тоже в камуфляжных штанах, как и ты. Но всё равно умиляюсь каждый раз — родная душа, думает обо мне, снижает гардеробную тревожность.

Однажды я увидел её в этих футболке, худи и штанах одновременно — эффект, конечно, оглушительный. Еле поборол желание тут же отнести Марину на руках в магазин и купить платьев, состоящих целиком из дизайнерских излишеств, и чтобы они были цвета лососевого бедра испуганного персика.

И Артём Глебыч, как ни крути, тоже наносит тяжёлый удар по гардеробу. Он заставляет женщину говорить, например: «Какая красивая футболка — совершенно не пачкается!» и другие пугающие фразы. Красота вдруг начинает измеряться в износостойкости и в «возьму вот эту пёструю, на ней не видно пятен».

Словно почувствовав моё внимание, Марина решает перебрать шкаф. Некоторое время она перекладывает стопки кофточек, перевешивает плечики с блузками, и наконец со вздохом говорит: «У меня всё-таки столько вещей — просто ужас!..».

Ох-ох, дело совсем плохо. Надо скорее в магазин.

Ранее Ctrl + ↓