Это конспект, который я себе записал, увидев видео журналиста и психолога Владимира Яковлева в ютубе. Мне кажется, что тема и формулировки оказались неожиданно важнее, чем этого, возможно, ожидал сам автор. И мне хочется, чтобы они остались и в виде текста тоже.

1. Зло верит, что оно — добро.

Никто не хочет совершать зло, оно способно существовать, только мимикрируя под добро. Говорят, что люди творят зло, когда ощущают себя безнаказанными, но это не так. Люди, творящие зло, не ощущают безнаказанности, они ощущают себя правыми. Со злом так сложно справиться именно потому, что оно искренне, всем сердцем считает себя добром. Эта вера настолько чистосердечна, что всегда есть соблазн отнестись к ней с пониманием и уважением.

Творящий зло человек живёт в иллюзорной реальности, в которой это зло представляется ему обоснованным, оправданным, справедливым действием.

Не ждите, что зло осознает себя как зло. Не пытайтесь переубедить или доказать злу, что оно зло. Если вы столкнулись со злом, нужно не переубеждать, а защищаться.

2. Зло — это всегда насилие.

Зло не договаривается, а всегда агрессивно добивается своего в ущерб вашим интересам.

Насилие распространено намного сильнее, чем мы привыкли думать. Человек совершает насилие каждый раз, когда вынуждает другого человека поступить вопреки его желаниям или его воле. Вне зависимости от способа, которым он это делает — прямым насилием, криком, угрозой, давлением, манипуляцией или обманом.

Зло определяют не цели, а методы, с помощью которых эта цель достигается.

3. Зло разговорчиво.

Поскольку основной инструмент зла — насилие, злу необходимо право на насилие. Такое право дают злу обобщения. Зло легко узнать по тому, как оно всегда общается не с вами лично, а с условной категорией, к которой оно вас причислило: «с такими людьми иначе нельзя», «он не заслуживает другого», «на что ты вообще рассчитывал в такой ситуации», «жена должна», «муж должен».

Зло присваивает качества: «не дал, потому что жадный», «не помог, потому что чёрствый», «не сделал, потому что ленивый».

Если человек в общении с вами обсуждает не обстоятельства, в которых возникла проблема, а ваши качества, которые к этой проблеме привели — время защищаться.

4. У зла есть среда обитания.

Зло живет и процветает в пространстве между тем, как всё должно обстоять с вашей личной точки зрения, и тем, как всё обстоит на самом деле: «ты не должен был так поступать», «ты не должна была так говорить», «так не должно было быть».

Зло не уважает реальность. И всегда стремится подчинить реальность своим представлениям о том, какой эта реальность должна быть.

Задача зла — лишить реальность права на самоопределение.

5. Зло лениво.

Зло всегда предлагает самый простой и доступный выход из положения. Обмануть легче, чем сказать правду. Подвести проще, чем сдержать слово. Заставить проще, чем объяснить и договориться.

Зло не требует усилий. Усилий требует добро. Человек, который доставляет вам боль, чаще всего делает это потому, что не хочет потратить время и силы на то, чтобы решить проблему иным, ненасильственным способом.

6. Зло — невежество добра.

Выбор между добром и злом — это не вопрос решения, это вопрос умения. Злу не нужно учиться, добру мы учимся всю жизнь. Фундаментальное отличие добра от зла — это желание учиться быть лучше.

Только что вышел, а я уже сразу посмотрел фильм «Повелитель ветра» с одним Фёдором про другого. И пересказываю.

Фёдора Конюхова — единственного человека, способного взойти к вершине Эвереста на одноместной вёсельной лодке, изображает обильно задрапированный волосами Фёдор Бондарчук.

Авторы предупреждают, что фильм основан на реальных событиях, но немножко сверху посыпан нереальными. По вкусу. Хотя досыпать нереальные события к биографии Конюхова — это примерно как Чака Норриса оттеснять локтём со словами «Ща я покажу тебе, как надо».

Мы оказываемся в экспедиционном штабе Конюхова. Оттуда его команда следит за погодой и даёт Фёдору по рации советы, пока он где-нибудь одиноко гребёт.

Прямо сейчас Фёдор машет веслами посреди штормового океана, а из штаба его взрослый сын Оскар спрашивает, как там дела. «...ёп! ... мать ... нормально!» — рапортует Фёдор и оглядывается на очень, очень большую волну.

Ещё один сотрудник штаба Никита рекомендует Оскару вызывать спасателей. Никиту играет Даниил Воробьёв, который обычно везде играет маньяков, выглядит как маньяк и говорит как маньяк. Здесь он сугубо положительный персонаж, но всё равно кажется, что он вот-вот кого-нибудь расчленит.

Оскар отвечает Никите, что Фёдор справится и спасателей вызывать не надо. В это время очень большая волна как раз накрывает покрытую православными крестами лодку Фёдора и маячок на электронной карте гаснет. Но когда все уже решили, что Фёдор всё, маячок загорается обратно.

Периодически показывают детство Фёдора. Сначала показывают, как на дом и семью десятилетнего Фёдора с моря налетел смерч. Фёдор попрятал братьев и сестёр в сарай, но кажется просто затем, чтобы они не мешали ему исследовать атмосферные явления.

Смерч с любопытством всосал Фёдора, покрутил на языке и выплюнул под прибрежную корягу. Видимо, смерч на всю жизнь придал Фёдору такое мощное центробежное ускорение, что того стало неумолимо тащить куда угодно подальше от дома.

Мы возвращаемся из детства. Фёдор как раз подплывает к берегу на своей лодке после шестимесячного плавания. Сын Оскар и маньяк Никита под руки достают Фёдора из лодки и несут показать его толпе журналистов.

Один из журналистом спрашивает висящего плетью Фёдора, что он собирается делать дальше, и у Фёдора тут же загорается глаз.

Он давненько хочет на воздушный шар.

Захотел сразу после детско-юношеского смерча и хотел всю жизнь, не переставая, и тщетно отвлекая себя Джомолунгмами и Мысами Горн. А теперь всё. Хуже нет, когда есть только горы, на которых уже побывал. Джомолунгмы кончились, океаны пересечены, в четвертый раз на Северный полюс идти — скукота. Время для шара.

Поэтому Фёдор с Оскаром идут просить денег на шар к бизнесмену Сергею. Фёдор хочет облететь весь мир за рекордные десять дней. Бизнесмен сначала отказывается, потому что видит, какой Фёдор уже потрёпанный и даже сидит, слегка наклонившись вбок. Бизнесмен-то не знает, что это внутренняя центробежная сила на Фёдора влияет. Всегда.

Но потом, тщательно подумав, выпив виски, и посоветовавшись с фотографией бывшей жены, бизнесмен соглашается вложить в Фёдора все свои деньги. Точнее, он сначала не планировал вложить прям все, но Фёдор тоже работает немножко как смерч. Он всасывает.

Поэтому Фёдору сделали самый большой в мире воздушный шар, а мы переносимся в Австралию, откуда Фёдор должен стартовать.

На базе столпился сам Фёдор, его штаб, сын Оскар, жена Ирина, ассистент-маньяк Никита и бизнесмен Сергей, который нервничает.

Фёдор командует готовить вылет, а сам отправляется на пробежку. Посреди пробежки его настигает сердечный приступ, но он не очень беспокоится. Подумаешь, сердечный приступ! Он же не бегом побежит, а на шаре.

Сын Оскар не разделяет мнения насчет сердечных приступов и предлагает отказаться от идеи полёта в пользу счастья семьи и полного банкротства бизнесмена Сергея.

Фёдор, конечно, отказывает, и Оскар порывисто уезжает — человек просто устал годами слушать по рации предсмертные отцовские звуки. То ли дело Никита — ему, маньяку, небось только в кайф.

Ещё есть жена Ирина, но она такая смиренная, что просто невозможно. Ну да, поплыл муж, пошёл, полетел в немыслимую даль — ничего, посидим-подождём его вот прямо тут.

У воздушного шара Фёдора сложная конструкция — он похож на классический воздушная шар, у которого из макушки выпучился вверх еще один шар поменьше — и вышел эдакий сиамкий шар-близнец. Внутри шар наполнен гелием — очень дорогим гелием, напоминает нам бизнесмен Сергей! — а снизу к шару прицеплена гондола, в которой будет сидеть Фёдор. Гондола — это такой жёлтый кубик со стороной около двух метров. Сверху в кубике прозрачная дверца для пролезания великих путешественников, а над дверцей закреплены шесть горелок. По периметру гондолы висят баллоны с топливом для горелок и кислородом для Фёдора.

Шар наполняют гелием, Фёдор спешно, не дожидаясь новых сердечных приступов, залезает в гондолу и командует рубить швартов. Швартов рубят. Фёдор хлопает ресницами и взлетает.

Из-за дальнего холма за взлетающим шаром наблюдают австралийский фермер с сыном. Фермер считает, что это всё полная ерунда — только нашумели, коров распугали, летают тут, тьфу, мешают жить и ремонтировать старый пикап. Сын смотрит на шар с гораздо большим интересом, чем на пикап.

Шар Фёдора мягко расталкивает облака и вылетает на солнышко. Тут горелки пока не нужны, солнце нагревает гелий и шар летит вверх. Ну и немного в сторону, буквально километров стопятьдесят-двести в час.

Фёдор спокойно дышит через кислородную маску и летит на высоте семь-восемь километов, пописывая в стол и молясь по расписанию. Не от ужаса, просто он еще и священник, а они всегда так делают.

Для технической навигации у Фёдора по всей гондоле развешаны приборы, а для духовно-нравственной — расклеены иконы.

Над Тихим океаном шар начинает потряхивать. Гондола раскачивается, бренча баллонами с газом и напоминая звуками телегу молочника. По рации спрашивают, всё ли в порядке. «Приём, всё в норме!» — рапортует Фёдор, кряхтя поднимаясь с пола. Так обычно бабушки с дедушками хорохорятся, когда внуки приезжают, а сами ножку подволакивают и пузырёк корвалола просто всё время держат за щекой.

Фёдор так и снует то внутрь гондолы, то наружу — он крутит горелки, смотрит по сторона и снова крутит горелки. Горелки попеременно задуваются, обгорают и леденеют — никакой стабильности. Фёдор ныряет ниже грозовой фронт и проползает под ним, щекоча шаром днища облаков.

Бизнесмен Сергей выходит из штаба покурить и глотнуть вискарика из фляжки. «Идиот... — раздосадованно шепчет он себе, — псих ненормальный!...»

Тут за плечом внезапно появляется жена Фёдора Ирина. Она каждый раз внезапно появляется и давит своей смиренностью, и разговаривает так заботливо, как будто всё знает — и это ещё жутче, чем даже Никита.

Мы переносимся к Оскару. Оскар уже почти было вылетел из Австралии в Москву, но тут ему позвонил заботливый маньяк Никита и припахал к тому, чтобы выбить разрешение на пролет Фёдора через воздушное пространство Уругвая.

Просто Фёдор не планировал залетать в Уругвай, но его ветром занесло. И Оскар пошёл тормозить руками Мерседес уругвайского посла и клянчить воздушное пространство. Дайте воздуху!

Выклянчил, конечно.

Пока Оскар выклянчивал воздух у уругвайцев, Фёдор чуть было не задохнулся, потому что у него там всё замерзло и кислород из одного баллона вышел куда-то не туда, и походная печка сломалась. «Всё нормально!» — как сам назвал это Фёдор по рации.

А впереди грозовые кучевые облака. Очень опасные. Там такие столбы из облаков высотой по десять километров, куда вообще соваться нельзя, и там внутри гроза.

Ну Фёдор и полетел прямо между этими столбами. На грозу.

Тут в штабе бизнесмен Сергей в сердцах говорит: «Отлично! Суицидник за мой счет! Ему на всех плевать, да?»

И тут же как из под земли рядом с ним материализуется Ирина и опять начинает так смиренно говорить, что бизнесмен аж вискариком поперхнулся. «Он там всё чувствует» — говорит Ирина, улыбается и уходит. Семейка, конечно...

Примерно на середине грозы Фёдор решает, что надо подлететь повыше. Там и ветер посильней, и молний как-то... поменьше. Можно, правда, упасть, если горелки задует, но так на всё воля божья (крестится рацией).

Чтобы как следует взлететь, Фёдору надо облегчиться. Он облегчается, выбрасывая лишний груз и отработанные баллоны из под газа.

Уж не знаю как вы, а я бы не хотел думать ещё и о том, что надо мной в любой момент может пролетать Фёдор Конюхов и у него что-то может пойти не так. И он немедленно начнет бросаться предметами с высоты девяти километров.

Наконец Фёдор перелетел грозу, отрапортовал, что у него всё хорошо, и присел пару минут подремать. И проснулся от стремительного падения. В рацию как раз орал Никита:
— Фёда-а-ар! Фёдар-р-р! Как там горелки?

Фёдор, отколупывая лёд с потухших горелок:
— Всё нормально, Никита!

— А как там обледеление? Много льда на шаре?

Фёдор, наблюдая толстую ледяную корку на полшара:
— Да какое там много! Нормально!

Всё это время шар мчится вниз, точнехонько в Чили. Над самой-самой поверхностью горного озера лёд с шара наконец отпадает, горелки включаются, и Фёдор снова летит вверх. Пронесло, конечно, а то еще чуть-чуть и приземлился бы посреди маршрута, как лох. Чилийский.

Остается всего-ничего, буквально каких-то два океана, и Фёдор снова в Австралии. Всё идет хорошо, пока внезапно из-за поворота Индийского океана не выскакивает циклон. Он крутится гигантской грозовой воронкой и не сулит ничего хорошего.

Фёдор вылезает из гондолы наверх и начинает бычить на циклон. «Чего ты пристал-то ко мне! — орёт Фёдор. — Чего тебе надо, а!»

Циклон не отвечает.

Фёдору предлагаю снижаться и даже садиться, потому что циклон — это вам не просто гроза. Но Фёдор не хочет снижаться. Не для того он чуть не убился об Чили, чтобы снижаться перед всякими циклонами.

Тут в штаб врывается Оскар. Он вернулся!

И предлагает тогда взлетать, раз Фёдор не хочет снижаться. Взлетать Фёдор согласен.

Он выбрасывает из гондолы вообще всё и летит над циклоном. А циклон смотрит снизу вверх на Фёдора и... просто ждёт. Так поступают циклоны. Ждут и танцуют с молниями.

Когда у Фёдора в гондоле взрывается починенная было походная печка, циклон довольно хмыкает. За бортом минус сорок пять и внутри тоже скоро будет минус сорок пять. Ну то есть «нормально» по классификации Конюхова.

Фёдор летит над циклоном, уверенно охлаждаясь.

И почти уже перелетел, но тут погасли горелки. Мёрзлый Фёдор летит прямо в циклон. Поскольку в циклоне его не ждёт ничего хорошего, там темно, ветрено и атмосферное электричество, Фёдор прощается со всеми.

Конец связи.

Фёдор грустно сидит в гондоле и тут напротив него материализуется его дед. Дед доходчиво объясняет Фёдору, чтобы он не сидел тут в гондоле и не ныл, хосподи прости. Фёдор вылезает из гондолы и встает во весь рост посреди циклона, держась за стропу.

Никакого деятельного участия в собственном спасении из циклона Фёдор не принимает, кроме героической позы, поэтому спишем всё на чистое везение.

Циклон перед Фёдором расступается. Расступается не плавно и величественно, а прям — раз! — как в мультиках почти: вот только были смерть и ливни, а тут же хоп и солнышко и полный штиль.

Все при этом считают, что это Фёдор молодец — и это особенно приятно.

Теперь Фёдор подлетает обратно к Австралии и дело за малым. Сесть. Шар снизился, но теперь мчится параллельно планете на высоте тридцати метров и ниже не хочет.

Все бросаются из штаба. На джипах и вертолёте команда гонится за бреющим Фёдором. Фёдор выбросил из гондолы длинный швартов и все хотят уцепиться за него, но не могут.

Тут из-за утеса выпрыгивает старый, но ходкий австралийский пикап. Этот тот самый ноющий фермер с сыном мчатся сажать дурацкого путешественника. Они догоняют шар, привязывают его к джипу и начинают тормозить.

Фёдор больше не участвует в своей посадке. Он надел специальный посадочный шлем и пристегнулся внутри. Ну и молится.

Тормоза пикапа и молитва срабатывают синхронно, капсула приземляется, волочится по земле и останавливается в трех метрах от края обрыва. Согласитесь, было бы обидно упасть с горы на воздушном шаре.

Сын Оскар и маньяк Никита под руки достают Фёдора из гондолы и как обычно несут показать его толпе журналистов.

Эпилог. Фёдор со своим вторым сыном, маленьким Николаем, сидят внутри гондолы, которую Фёдор приволок в свой московский дом-музей.
— Папа, — спрашивает Николай, — а что там было, в циклоне?
— Не смогу объяснить... — отвечает Фёдор.

Потому что всё, что было в циклоне, остается в циклоне.

Посмотрел фильм 2023 года «Луна» про очень самостоятельных корейских космонавтов и пересказываю за шесть минут. Поверьте, это быстро, потому что событий в фильме — на хороший сериал.

Кино о двух корейских космических миссиях — Нарэхо и Урихо. Чтобы не запоминать незнакомые названия — назовём их для простоты Сулико и Хатико.

Нацеленная в Луну ракета с космической миссией Сулико торжественно стартует под всекорейское ликование и через десять секунд взрывается в мелкие ошмётки.

Международный космический комитет тут же изгоняет Корею из себя, а Корея всего-то хотела долететь до Луны, сесть туда, немножко посидеть — и сразу назад.

Теперь все наперегонки строят ракеты, чтобы долететь до Луны, вонзить в неё флаг и завладеть лунными ресурсами. Все знают, что под тонкой кожурой Луны спрятаны несметные энергетические богатства.

Изгнанная из космического комитета Корея не тушуется и за пять лет готовит новую ракету. С новой космической миссией Хатико к Луне стартуют трое космонавтов.

Нам представляют космонавтов. Космонавт Ли говорит, что у него скоро родится дочь, но имя ей он придумает, как только посмотрит на Землю с Луны. Сразу понятно — этот не жилец. Космонавт Чо — пилот истребителя, он взял с собой плюшевого медвежонка в скафандре. Космонавт Хван — спецназовец, он полон решимости и ужасно серьёзен.

Нам говорят, что космонавты очень долго тренировались, сработались и теперь действуют как один единый суперкореец.

Хатико не ждёт более ни минуты и рвётся к Луне.

Но только космонавты отлетели от Земли, как на Солнце произошла вспышка и отключила им связь. Теперь на Земле все смотрят новости, а корейцы летают непонятно где.

Показывают Хатико.

Хатико висит на обочине космической тропы, а по нему ползают два космонавта из трёх. Вообще космонавтам приказали никуда изнутри Хатико не выползать, но они просто положили на это межзвёздный болт.

Они ищут неисправности и устраняют их, а оставшийся внутри спецназовец Хван мечется по кораблю и ежесекундно рапортует наружу, что у них то давление падает, то температура растёт, то какой-то блок нестабилен, то клапан закрыт, то перегрев, то топливный отсек отказал, и чтобы они срочно возвращались внутрь.

Наружные космонавты сначала ничего не отвечают, а потом один кричит «Мэйдэй, мэйдэй!», чем пугает Хвана до усрачки. Это командир корабля Ли разыграл Хвана, потому что тот нытик и задолбал. Такой вот весёлый корейский капитан.

Космонавт Чо доползает до крышечки на корпусе Хатико и открывает её. Из под крышки начинают вылетать крупные зелёные капли. Либо это яд и Хатико отравлен, либо это топливо.

Тут от искры всё взрывается. Ага, это топливо!

Ли и Чо начинают вперемешку летать на тросах вокруг Хатико, путаясь между собой и крича «Мэйдэй!» уже по-серьезному.

Чо отрывается от станции и улетает в космическую даль, обрывком троса похожий на сперматозоид с извивающимся хвостиком.

Ли бьется об станцию лицом. Теперь у него трещина в стекле скафандра и какая-то железка в животе.

Спецназовец Хван внутри станции летает от одного иллюминатора к другому и кричит в рацию, не переставая: «Командир! Командир! Командир! Командир! Командир!»

Потом Хван пытается снять с креплений свой скафандр, но просто дёргает его, как дурак. Потом он, так и не надев скафандра, пытается открыть люк в космос.

Ли подлетает к иллюминатору снаружи и говорит, чтобы Хван перестал открывать люк. Для убедительности он кашляет кровью и потрескивает стеклом скафандра.

Ли понимает, что внутрь ему уже не попасть, поэтому отстёгивает свой трос и самоотверженно отталкивается от корабля, чтобы не нарушать своим трупом красоту полёта.

Хван в лучших традициях суровых спецназовцев и умелых космонавтов кричит Ли, что он без него не сможет, пожалуйста, не оставляйте меня, командир! Командир! Командир! Командир!

Ли молчит и улетает.

Тут восстанавливается связь. ЦУП изумленно смотрит на экраны: Хатико подбит, два космонавта безвозвратно улетели, а оставшийся не помнит, как надевать скафандр. До потери связи всё было как-то... получше.

В ЦУПе переживают. Помимо всяких инженеров и руководителей полёта, в ЦУПе сидит и переживает ещё и Министр технологий. Он очень надеялся на успех, потому что после Сулико его так прижали, что врагу не пожелаешь.

Хван начинает очень медленно и монотонно рассказывать, что у них случилось, но ЦУП прерывает его на середине: «Ладно, можете не рассказывать. Мы свяжемся с вами после совещания, а сейчас... ну, проверьте там системы, я не знаю...»

В ЦУПе решают возвращать Хвана на Землю и не пытаться его прилунить. Но выясняется, что модуль управления поврежден, управлять им удалённо нельзя, а ручное управление... тут все в ЦУПе переглянулись и вспомнили лицо Хвана. Ручное управление не подойдёт.

Нужен главный специалист по модулям управления, чтобы всё починить. «Кто главный специалист?!» — кричит министр.

Все в ЦУПе снова молча переглядываются и вздыхают.

Мы переносимся в ночной лес. В ночном лесу за камушком лежит охотник с ружьём и молодая девушка. Она ассистент охотника.

Из леса выходит огромный кабан и начинает, хрюкая, есть приманку. Охотник прицеливается и плавно нажимает на спуск.

Щёлк.

Охотник судорожно передергивает затвор и снова — щёлк. Ружьё не стреляет. Он медленно смотрит на девушку и говорит: «О нет. Я не взял патроны».

Это бывший руководитель полётов, конструктор Сулико и главный специалист по модулям управления.

Вовремя пролетевший над ними вертолет космического центра — единственная причина, по которой их тут же прямо в ночном лесу не выпотрошил кабан.

Дело было так. Бывший руководитель полётов Ким и его друг главный инженер построили Сулико. Сулико взорвался, главный инженер покончил с собой, а Ким ушёл жить в дальнюю обсерваторию и пугать окрестных кабанов холостыми щелчками.

Ким уже почти отказал ЦУПу в спасении одинокого космонавта, но тут ему сказали, что Хван — сын его друга, главного инженера, которого тоже звали Хван. Хван Хваныч, значит.

Тем временем Хван на орбите Луны покрывается инеем. В ЦУПе усиленно думают, как бы нагреть Хвана, а по залу бродит министр и ищет, кого бы ему назначить виноватым.

Тут в ЦУП входит Ким. Он тут же говорит, что нужно Хатико повернуть так, чтобы в окно Хвану светило солнце. И он сразу согреется. Хван выполняет команды и согревается.

Пока Хван согревается, Ким звонит в НАСА. У него там бывшая жена в начальниках, и он просит её перехватить Хвана по пути — взять на борт американской космической платформы. Бывшая жена отказывает, потому что как своего ребенка воспитывать, так его нет, а как понадобилась платформа для чужого космонавтра, так сразу звонит и «ну пожалуйста, пожалуйста»!

Тут Хван окончательно согрелся и решил садиться на Луну. Сам. Нам показывают экран видеосвязи и видно, что Хван вспомнил, как надевать скафандр.

Ким приказывает ему не садиться на Луну, но корейские космонавты, как мы уже упоминали, крайне самостоятельны. Хван пристегивает себя тросами к стенкам спускаемого аппарата и висит на растяжках посреди капсулы, готовый к посадке.

Хван отстыковывает спускаемый аппарат и начинает садиться. Для этого ему надо нажать всего одну кнопку — это он может, все-таки месяцы подготовки...

Ужасно пыля, кореец прилуняется. Играет героическая музыка.

Хван выпускает из лунного аппарата дрон для обзорной съемки и немедленно вылезает сам. Он начинает делать туда-сюда по Луне маленькие шаги для человека, втыкать в неё корейский флаг и мемориально раскладывать повсюду одежду двоих других космонавтов.

Потом он достает из аппарата багги, садится в него и уезжает в кратер поглубже, чтобы пробурить там дно и найти сокровища.

Пока лунный Хван развлекается с багги, дронами и бурением, Ким пытается починить модуль управления. Ну, чтобы Хван после отрыва от Луны мог пристыковаться к модулю управления и ещё куда-нибудь полететь. Желательно в сторону Земли или хотя бы американцев.

И тут, как будто мало было солнечной вспышки, начинается метеоритный дождь. Хван как раз накопал всяких минералов и даже отрыл кусочек льда, но порадоваться не успел — надо скорее прыгать в багги и гнать обратно к аппарату.

Хван гонит, высоко, по-лунному, подпрыгивая на ухабах. Метеоритный дождь пытается, но не может попасть по Хвану, но тут прилетает метеорит покрупнее и взрывается у него за спиной. Потеряв багги, остатки самообладания, но не ценный кусочек льда, Хван добирается до аппарата. И тут же жмёт на газ.

Капсула стремительно взмывает и летит по направлению к модулю управления. Модуль управления исправен! Кто молодец? Ким молодец.

Капсула трепетно пристыковывается к модулю управления. Висящий внутри аппарата на тросах Хван расслабляется и снимает шлем. В ЦУПе тоже все сняли бы шлемы, если бы были в них. Ликование длится ровно пять секунд.

А потом в модуль управления врезается метеорит.

Всё опять плохо. Модуль управления падает, спускаемый аппарат падает, настроение падает, всё падает. Хван падает тоже. Он кричит: «Я падаю! Мэйдэй! Мэйдэй!»

Ким кричит ему, чтобы тот отстыковался от модуля управления и падал самостоятельно, в одной капсуле. Хван пытается, но рычаг отстыковки — на стенке капсулы, и ему не достать. Тогда он отстегивает тросы, чтобы дотянуться до рычага.

Следующие тридцать секунд бешено вращающаяся капсула хлещет Хвана о стенки. Наконец он, пролетая мимо рычага, хватается за него и дёргает. Капсула отстыковывается и с новой силой начинает центрифугировать Хвана.

Ким кричит ему, чтобы он теперь дернул ещё один рычаг. В этот момент свободно летающий по капсуле шлем бьёт Хвана в нос.

Ким кричит ему: «Хван, наденьте шлем! У вас утечка аммиака! Не дышите! Не дышите!».

Тут капсула улетает на обратную сторону Луны, связь рвётся и мы не знаем, удалось ли Хвану дёрнуть за нужный рычаг и не дышать.

Все теряют надежду.

Министр выступает с публичным некрологом. Кима увозят обратно в его обсерваторию и он там пытается застрелиться, как Курт Кобейн.

Но тут на обратной стороне Луны просыпается Хван. Он упал, но не разбился, и теперь лежит и стонет: «Мэ-эйдэй... Мэ-эйдэй!...». Ким подключается к Хвану из своей обсерватории и давай им опять командовать.

Наблюдавшие за весёлыми приключениями Хвана американцы под предводительством бывшей жены Кима наконец дают добро на стыковку с их космической платформой.

Дело за малым — опять взлететь. Хван привычно пристёгивает себя тросами к капсуле и жмёт на газ. Но вместо того, чтобы взмыть в чёрную высоту, капсула заваливается на бок и съезжает в глубокий кратер, подпрыгивая на неровностях. Внутри ойкает и болтается Хван. Наконец двигатель отключается, а капсула замирает на самом дне. На ней нет живого места. На Хване тоже.

Американцы отзывают свое разрешение на стыковку, потому что там нечем уже стыковаться, один фарш.

Хван перестает бороться и отключает себе электричество и кислород. Из всех коммунальных услуг у него остается только связь.

Чтобы опять включить космонавта в борьбу за живучесть, Ким признаётся, что они с отцом Хвана Хваном знали про изъян в двигателе Сулико, но все равно его запустили. И Ким в этом виноватее, чем Хван-старший.

Все плачут. Плачет Хван, плачет Ким, плачет его бывшая жена в НАСА, плачет весь ЦУП с инженерами и министром.

Хван включает себе свет и кислород. Он готов ещё немножечко полетать.

Выясняется, что измученная корейским пилотированием капсула лежит на склоне кратера. А грунт образует как бы желобок, по которому она может разогнаться и  взлететь. Всё что нужно — это перекинуть Хвана на солнечную сторону Луны, а туда бывшая жена Кима подгонит американскую космическую платформу. Да, её за это уволят, но иногда нужно просто сделать то, что правильно с морально-этической точки зрения.

Уже в который раз за сегодня Хван пристегивает себя тросами к капсуле. И жмёт на газ, потому что кроме газа, в капсуле больше ничего не работает.

Капсула, шкребя по стенке кратера, разгоняется и прыгает в космос. Она поднимается на сто километров, после чего топливо заканчивается.

Теперь дело за малым — упасть обратно на Луну.

Хван достает рулон скотча.

Тем временем бывшая жена Кима запирается в комнатке в НАСА и лично подговаривает американских астронавтов подлететь к Луне поближе и спасти Хвана. Она внушает им мысль, что они могут быть такими же самостоятельными, как и корейские космонавты. В комнатку к бывшей жене Кима стучится охрана.

А космонавт Хван примотал себе скотчем к животу обзорный дрон. И тубус с кусочком льда. И плюшевого медвежонка погибшего космонавта Чо. И фотографию погибшего космонавта Ли.

По команде Кима обмотанный скотчем Хван выбрасывается из капсулы в космос и начинает падать на Луну.

Некоторое время Хван беззвучно летит и кувыркается. Играет героическая музыка.

Не долетев немного до Луны, Хван включает дрон. Дрон пытается замедлить и стабилизировать Хвана, пшикая своими двигателями. Хван явно мешает ему, размахивая руками и дергаясь из стороны в сторону. Происходит аварийная посадка, Хван чиркает брюхом по Луне раз, другой, подпрыгивает, теряет дрон, катится и наконец останавливается в лунной пыли.

Показывают Хвана сверху. Он лежит, отбрасывая длинную тень.

После трагической паузы Хван начинает немножко шевелиться и шумно дышать в рацию, привлекая к себе американский спускаемый аппарат. Хван жив!

«Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй!» — хрипит он по радиосвязи своё самое любимое слово.

Страшные, нечеловеческие крики раздаются из кухни. В них слышен конец самого бытия. Выхожу с ледяной от ужаса душой:
— Что случилось?
— Сломалось приспособление по выдаче Артём Глебычу мёда.
— Какое ещё...
— Мать. Она не выдаёт.
Слышится продолжение страшных, нечеловеческих криков, в которых конец самого бытия.

— Ты знаешь, вот я сейчас немножко боюсь Альцгеймера, но мне кажется, через какое-то время мы прям наоборот захотим Альцгеймер.

— Ага, а его как назло не будет. Организм такой: «Нет, вот тебе ПОЛНАЯ ЯСНОСТЬ ума, бвахахаха!»

— Точно, и ещё как назло вместо Альцгеймера подсунет Паркинсон. Захочешь спрыгнуть с крыши, чтобы как-то скрыться от пронзительной чистоты сознания, а до края дойти не можешь.

— Или у одного Альцгеймер — повезло, а у второго как раз Паркинсон. И второй первому говорит: «Слушай, а помоги спрыгнуть, доведи до края крыши?». И первый такой: «Окей!», а потом через минуту: «Слушай, а ты не помнишь, куда мы идём?»