Не знаю, случалось ли такое с вами, но кого лично ни спрошу — все говорят, что случалось. Когда вы в компании людей что-то делаете или обсуждаете, и вроде всё серьезно, но в воздухе висит атмосфера безумия.

Как будто все действуют в каком-то идиотском оцепенении, обсуждают бессмысленное, планируют абсурдные ходы и принимают нелепые решения. На лицах жутковатые гримасы энтузиазма и вовлеченности. И хочется вскочить и завопить: «Прекратите! Вы что, серьёзно?! Вы не понимаете?!» Подбегать, хватать за грудки, раздавать пощечины, только чтобы очнулись от этого морока и «ой, и вправду, что это с нами, ну ерунда же!» и облегченно так засмеялись, расслабились, задышали...

Такое может случиться на работе — на работе чаще всего, и это печально немного. Или в семье. Да где угодно — на занятиях по вышиванию, в магазине, на автозаправке. Были б только люди — главный ингредиент этого камерного умопомрачения.

И понимаешь, что находись ты снаружи ситуации, ну, наблюдая со стороны, то смеялся бы как больной. Это же фарс, нет, гротеск! Во-первых, смешно, а во-вторых от облегчения, что всё происходит не с тобой.

Но ты внутри и вот вообще несмешно. Более того, это оцепенение окутывает и тебя тоже. Глаза стекленеют, руки совершают мелкие бессмысленные движения, мозг дергается от смысловой асфиксии, ты теряешь волю и разум.

Но при этом сама ситуация настолько реалистична, что стоит увидеть одно её описание в книге, песне или фильме — сразу понимаешь: автор не соврал, он такой же, как ты, он живой, раз может осознать.

Вот.

И не то что бы это связано напрямую, но я тут посмотрел фильм The art of Self-Defence — «Искусство самообороны». Очень мне понравился. Ничего от него не ждал. И вот там весь фильм на этом чувстве! В начале это просто лёгкий такой сюр, но он все время набирает обороты и к концу уже изо всех сил семафорит безумием.

Примерно с середины фильма я вдруг заметил, как круто он снят по цветам и композиции. Мне несвойственна такая внимательность, поэтому будем считать, что действительно снято исключительно. Как будто составлено из цветных фотографий, причём цвета такие, как мне нравятся — тёмные, но сочные, все с каким-то горчичным оттенком.

И еще там в главной роли Джесси Айзенберг — а им можно в толковом словаре иллюстрировать слово «неловкость».

Как объяснить, насколько хороша грузинская кухня.

Ну, смотрите. Когда я умру, хочу, чтоб меня положили в лодку, как викинга. Но чтоб вместо лодки был хачапури по-аджарски, и я отбыл в Вальхаллу весь в душистом сыре с яичком.

Катания с гор на ватрушках вместо санок — это деградация. Обманчивый комфорт и полное отсутствие контроля. Ребёнку весело и удобно на всём протяжении его неуправляемого пути в дерево.

Ребёнок! Возьми санки! Бросься на них с разгону головой вперёд! Управляй! Используй все крохи инерции до единой! Только тот крут, кто уедет дальше всех.

Сядь жопой на ледянки! На картон! Почувствуй копчиком каждый корень и камушек! Или коленками. Когда ледянки расколются надвое — поделись ими с другом и продолжай.

Потом меня, конечно, поймали и наказали.

Не помню, сколько мне было лет, когда я стащил из холодильника банку сгущенки. Проковырял в крышке дырку каким-то не предназначенным этого предметом, выпил несколько глотков и спрятал банку у ножки дивана, в пыльном углу.

Но секреты всегда открываются. Любая тайна — как шар, брошенный с высоты на пружинистую сетку батута. Эластичный материал натягивается, чтобы потом с силой вытолкнуть шар вверх. Чем тяжелее шар — тем больше времени понадобится сетке, чтобы остановить его падение. И тем сильнее будет обратный ход.

Поэтому диван, который до этого сто лет никто не трогал, очень скоро понадобилось отодвинуть.

Воровать банку не было никакого смысла. Я не был ни голоден, ни обделён сладостями. Больше того, спрятанная сгущенка создавала сразу несколько проблем: есть её больше не хотелось, а избавиться от банки насовсем было сложнее, чем просто утащить в свою комнату. Не говоря уже о необходимости хранить тайну и испытывать вину.

От папиного взгляда по всему телу, от горла к рукам и ногам, прокатилась холодная удушающая волна, сбилось дыхание и загорелись уши. Тут была и вина, и страх последствий, и еще полная неожиданность. Видимо, мой мозг так хотел избавиться от этой нерешаемой задачи с банкой, что просто напрочь о ней забыл.

Взглядом всё не ограничилось — папа тогда здорово на меня наорал. И дело тут было, конечно, не в сгущенке, а в том, что его слегка одеревеневший от ужаса сын — вор. И идиот.

Кажется, папа даже спрашивал, почему я её взял. Па-че-муу? Ответить было решительно невозможно. Но и не взять тоже было нельзя. Причиной кражи был не голод, не строгие родители и не склонность к воровству.

Совсем другое — странное, необъяснимое желание. Оно появилось раньше той дурацкой банки и осталось со мной до сих пор: желание сделать то, что хочется. И никому. Об этом. Не говорить.

Нам не найти себе настоящих друзей среди нормальных людей.

Те, кто становится друзьями — всегда какие-то слегка долбанутые и со странностями. А то и не слегка.

Они не входят в положение, не мирятся и не идут на поводу. Они, по правде говоря, здорово тебя раздражают. А особенно раздражают твоих нормальных знакомых.

Приятеля от друга легко отличить. Знаете, как? Приятель безобидный. Он тактичен и не нарушит привычный уклад твоей жизни. Нет, правда, на него даже обидеться нормально нельзя.

А настоящий друг возьмёт твои планы и не оставит от них камня на камне.

Чем старше, тем сложнее находить друзей именно потому, что смелость покидает нас. Зреет внутри эта проклятая размеренность. Спросите себя, готовы ли вы тааак испортить другому жизнь, чтобы он посчитал вас настоящим другом?

Песня про то, что «друг в беде не бросит» просто лукаво умалчивает, кто именно стал причиной этой самой беды.