Мы с Мариной пришли из Планетария и пытаемся вспомнить, о чём нам только что рассказали.

— Ну вот наша галактика — Солнечная система, она...
— ... она не галактика, а система. Поэтому она так и называется.
— А Волосы... кого-то там?
— Вероники. Это скопление галактик.
— Так, окей. А спиральная галактика?
— Это такая штука, похожая на хачапури по-аджарски.
— О, точно!
— Ну вот, мы оседлали доступные нам уровни смыслов.

Когда я в детстве ходил в планетарий на Горьковской, это было событие. Там по-особенному пахло — так пахнет космос, когда тебе 12 лет; перед началом сеанса открывались двери в зал, все рассаживались в кресла. В начале была минута тишины и темноты, голос диктора звучал ясно и торжественно.

Я думал, в новом планетарии будет так же, только покруче, чем двадцать лет назад.

Ну, не совсем.

Вместо вестибюля тесный коридорчик с рамкой металлоискателя. Время сеансов формально есть, но всё гонится без остановки, одно за другим — можно зайти пораньше и уйти попозже.

Вместо кресел — мешки и несколько стульев. Холодно, по полу дует, полтора часа сидишь в куртке и чувствуешь, как медленно замерзают ноги. Мне всё это напоминало зал ожидания: усталые пассажиры вповалку спят на своих баулах, а над ними плывёт гулкий, двоящийся в динамиках голос диспетчера. Люди постоянно встают и садятся, входят и выходят, переползают по залу с мешками.

А купол действительно большой, без шуток.

Через пять минут после того, как мы уселись и запрокинули головы, Марина рядом тихонько захныкала — её начало конкретно укачивать. Всё летает и кружится, даже я заморгал и потёр глаза под очками.

Но когда показывают облёт стартовой площадки ракеты или там комету вблизи — это прям охренеть как круто выглядит.

Полуторачасовая программа делится на несколько рассказов: откуда взялось здание газгольдера и как из него получился планетарий, о планетах солнечной системы, луне и галактиках, о строительстве корабля Буран, о тёмной материи. Ещё мы захватили кусочек другого сеанса и посмотрели про миссию Розетта — полёту к комете Чурюмова-Герасименко.

Оказывается, тёмная материя не просто во Вселенной есть. Она составляет что-то вроде скелета, а видимая материя притягивается и нанизывается на неё. Как мяско.

На Земле тёмную материю ищут в двух местах и двумя разными способами: в Стэнфорде создали подходящую среду на глубине полутора километров и ждут, когда она там сама появится. А в ЦЕРНе, в Коллайдере, её активно добывают.

Мне вот первый способ ближе, не люблю заставлять кого-то что-то делать. Тем более если из него сделана блин Вселенная!

Про полёт к комете Чурюмова я думал, что аппарат просто запускают по прямой, условно наперерез траектории кометы. Оказалось, что он сначала носится по всей Солнечной системе вокруг небесных тел, разгоняясь их гравитацией, а потом — фьюить! — доразогнавшись на последнем витке улетает по эллипсу и буквально догоняет комету сзади. Это огонь, я последний раз такое видел в фильме «Армагеддон» 1998 года, когда они летели в шаттле вокруг Луны и одновременно все кричали.

В сухом остатке после сеанса хочется читать, как строили и запускали Буран, что там поподробнее с тёмной материей и какие новости с кометы Чурюмова. А не работать. И Хокинга бы перечитать — «Краткая история времени» чудо как хороша, но я не смог с одного раза запомнить.

А ещё в магазинчике на входе продавалось шикарное издание книги «Хочу всё знать» — по таким люди потом вспоминают детство. Я собирался купить, но забыл и теперь корю себя.

Если вдруг случится так, что жизнь моя повиснет на волоске. Что я попаду в переплёт, про который говорят обычно — «вся жизнь его свелась к одному безумному поступку». Когда вокруг смертельная опасность. Когда нужно невероятным, нечеловеческим напряжением сил встать во весь рост, принять бой и победить. И спастись. И спасти. И стать героем. Или даже когда понимаешь, что выхода уже нет. И нужно драться и умереть. Погибнуть в бою. Или заслонить собой. Задраить намертво люк. Крикнуть вслед товарищам «Уходите, я их задержу!» Отсчитать последние патроны, перезарядить и подумать, зло сплюнув: «Ну, давай, я готов».

Так вот больше всего я боюсь, что у меня в этот момент будут сопли. И испортят мне весь подвиг.

Я не в первый раз это пишу, но. Вчера сверху на Петербург падал снег. Это только в первой половине дня. После обеда снег сменился дождем. Затем спустилась ночь и метель скрыла из виду дома на другой стороне сквера.

Такое метеорологическое счастье посещает наш тронутый болотным духом город регулярно, независимо от того, нужно вам выходить на прогулку с собакой или не нужно.

Собака, как вам наверняка известно — существо впитывающее. Это означает, что она впитывает влагу, грязь и слюни всем своим существом. Поэтому собаку после прогулки надо выжимать. Что, во-первых, неудобно, особенно для крупных особей. А во-вторых, от постоянных отжиманий даже самая прочная собака может быстро износиться.

Мы же хотим, чтобы любимая собака служила как можно дольше, потому что обожаем выходить каждый день в семь утра и в любую погоду смотреть, как она какает.

Примерно в этом месте собаководу приходит логичная мысль вдеть животное в какую-то одежду. Хотя нет, я даже могу назвать точное место, в котором эта мысль приходит: ванная комната, где он, весь в грязных брызгах, пытается попасть душем в собаку.

Выбор покупной одежды сулит владельцу несчётные радости. Прочные комбезы рвутся от первой ветки и распадаются по шву, словно ветхое рубище. Универсальные — перекашиваются и бесформенно свисают, предлагая питомцу, например, пописать внутрь себя. В непромокаемых зверь либо пораженчески мокнет, либо норовит свариться в клеёнчатой бане. И ещё все они обязательно шуршат, как тонна пенопласта. Вот финская Хурта хороша, но тоже какая-никакая стандартизация. Короче, хрен попадёшь.

Казалось бы, ну почему не сделать нормально, крепко и удобно, ну?

Но вот Эльвира взялась шить комбинезоны по индивидуальным заказам и это оказалась запарная история.

Главная штука — ткань. Флис промокает, клеёнка душит, толстая плащовка встаёт колом. Хорошая ткань с трудом нашлась только среди предназначенных для туристической одежды мембран. Цветов мало, зато дышит и хрен её порвёшь.

Первыми под раздачу попали двое персональных цвергшнауцеров. Лохматые твари одежду в принципе не любили — один рычал, второй стоял столбом и оба норовили скататься под ней в один сплошной колтун. Это значит, нужны закрытые швы и скользкая внутренняя поверхность. Окееей...

Потом соседские французские бульдоги, которые выпирали со всех сторон выпуклыми блоками. Чтобы не стеснять движение бульдожьих окороков, модель потребовалось сшивать из шестнадцати деталей.

Дальше — мерки. Измерять каждую собаку, чтобы сделать на неё комбез — занятие для упорных. Но иначе как? Сначала никак, но на десятом, двадцатом, тридцатом комбезе для одной породы получается схема мерок с допусками, и вот можно доверить обмер самому владельцу. Хотя все равно в мастерской вернее.

Эльвира радуется каждый раз, когда получается усовершенствовать конструкцию. Для меня это похоже на прокачку персонажа в компьютерной игре.

Пришился светоотражающий кант. Нашлись новые резинки для манжетов, мягонькие. Новая молния — водонепроницаемая. Новый цвет удаётся найти с трудом — чем навороченнее ткань, тем меньше вариантов.

Самая редкая находка — это собственно ткань получше. «Да ты пощупай, она вообще-е не шуршит!» — Эльвира восторженно округляет глаза.

Совершенно шёлковой наощупь тканью, кажется, можно остановить садящийся на авианосец самолёт.

Эльвира издевается над куском полотна напоказ, как фокусник: пытается пропороть её острым краем металлической линейки, упирает лоскут на угол стола и наваливается всем весом — на ткани остаются лёгкие следы, но не больше.

«А вот это модель на морозы!», «А вот эта — с капюшоном!», «А вот это попона для девочек специально — там живот видишь как закрыт?» — выставка достижений продолжается, а стоящий на обмерах бигль настороженно косит глазом на мастерскую.

В общем, целая наука.

Фотографии о том, что людям всегда хочется на что-то опереться.

На религию

На указатели

На вешки

На вино

На сваи

На твердый берег

На старую колонну

На друга и парапет

На связь

На одиночество

На свет в конце

Марина спросила, что мне понравилось в Италии. В музеях я мало понимаю, в архитектуре тоже, хотя и нравится. А больше всего, наверное — ходить по старому городу, шагать по мостовым и наблюдать за бытовой доделанностью.

Вот в кафе заходит здоровый такой рабочий, в оранжевой спецовке, в шапке вязаной, прячет в карман измазанные цементом рукавицы. И... кофеёк себе заказывает. Выпивает его у стойки, ставит чашечку на блюдце, бармену — grazie! И дальше пошел раствор месить. Прелесть.

Я, конечно, сравниваю. Не специально, само по себе получается. Если вижу маленький скверик, то он выглядит как маленький уютный скверик. А не как попытка скверика. Скамья, гравий и лысое деревце, если просто поставить их рядом, не превращаются в сквер. Нужно что-то еще помимо порядка и технологии: внимание, усердие... Вкус. Чувство красоты, извините за романтику.

Идём по центру, вижу — от кафе до уличных столиков проложен провод. И под него в плитах выдолблен желобок, а сверху еще заложен камушками. Деталь маленькая, но требует большой работы. Камень долбить — это не пять минут.

В моем понимании, такой подход не покупается. Кто-то выделил своё личное внимание, чтобы сделать. Или личное внимание, чтобы указать и проконтролировать. Я из России приехал, меня это охренеть как удивляет.

В этом, наверное, одно из основных удовольствий — я смотрю по сторонам и не чувствую подвоха. Не возникает ощущения декорации.

А дома возникает. Сквозь асфальтовые дорожки, чахлые парковые деревца и похожие-на-приличные фонари видны бабки *в этом месте Никита Козловский отчаянно бьёт по рулю*. А в Италии сквозь них видна работа.

Может, оно всё не так и, конечно, важен контекст. Про Россию он у меня есть, про Италию нет — я просто на неделю приехал отдохнуть, откуда у меня контекст возьмётся? Как тут все устроено? Уж наверное посложней, чем кажется.

Но против ощущений не попрёшь.