Вообще я в гороскопы не верю, но заставить Тельца что-то выкинуть совершенно невозможно. Единственный способ — привести его в ярость и встать перед ним с покорным лицом. Не в силах вынести вашего смиренного вида и того факта, что его так легко умудрились привести в ярость, он начнёт метаться и избавлять дом от всего, от чего вы, собственно, изначально и хотели, репетируя то самое покорное лицо.

Откуда я знаю? Я телец, я каждый раз на это попадаюсь. Стоишь потом около мусорки, дыхание тяжелое, в ушах звон, как от контузии, пальцы скрючены спазмом расставания с имуществом. Успокоишься немного, придёшь в дом, а там... ничего не изменилось. Как будто это не ты только что выносил целую гору вещей на пределе собственной грузоподъемности.

Ничто так качественно не приводит в ярость, как предложение «купить что-нибудь домой» — ох уж мне эта неумолимая тяга Марины к новизне. Я рычу в углу, прижимая к себе тарелку из Икеи с глубокой трещиной. Не отдам. Не успеешь купить кофту десять лет назад, как Марина уже требует ее выкинуть. Выкинуть? Новую кофту?! Да я надевал её раз восемь, если считать в годах. Тяжелее необходимости постоянно покупать вещи только необходимость куда-то их складывать. Вещей не хватает, но складывать их некуда — везде лежат вещи. Так и ютимся в завалах противоречий.

Сочетание заполненных шкафов и критического недостатка вещей буквально разрывает нашу семью на части. Хотя я недавно пошел на личный консьюмерский подвиг и поменял себе подушку. Купил мастеровую ортопедическую, хотя я в принципе против тех постельных принадлежностей, у которых есть инструкция по применению. Сначала вдохновился тем, какой я сознательный потребитель и правильно лежу головой, но скоро почувствовал, что сознательность сознательностью, а хорошо было бы все-таки поспать.

Марина отреагировала на подушку молниеносно — купила новый матрас. Воспользовалась тем, что я не могу прижимать к груди тарелку из Икеи, кофту и старый матрас одновременно. Стараюсь не думать, от чего же я так отвлекся в прошлый раз, что у нас теперь есть новый сын.

Но если вы думаете, что мной так просто манипулировать, то всё-таки нет. Список вещей, которых как минимум десятилетие не касалась рука человека, в нашем доме достаточно велик. Вот, например, журнальный столик — он раньше слабо просил реставрации, но сейчас уже перестал, отчаялся. Или бабушкин сервант, который одним своим присутствием состаривает весь остальной интерьер комнаты лет на двадцать. Но его мы оба стараемся не трогать, потому что это просто небезопасно. Сервант держит в себе столько посуды, сколько ни один современный буфет не выдержит. Я иногда только подхожу к нему тихонько, чтобы вытереть выступающий из под полировки пот.

Как-то раз Марина всё-таки сказала мне с нотками нежного ультиматума: «Глеб, сервант опасен. Не для посуды, для нас. У нас маленький ребёнок, он природой чутко настроен на бой стеклотары». Мой аргумент, что пусть лучше бьёт хрусталь дома, чем керамику по подворотням, во внимание не приняли.
Вынужден признать, тут даже я понимаю, что пользоваться красивущей посудой из серванта мы не будем никогда. Да, там хрусталь и фарфор, супницы-сахарницы-масленки и сплошной гарнитур сервиза, но мы однажды достали несколько фужеров — так они рассыпались в прах прямо под шампанским. Видимо, придётся его всё-таки... нет, слёзы душат, не могу говорить. Я же не виноват, что все попадающие в квартиру вещи так стремительно покрываются ностальгией. В общем, теперь рядом с сервантом теперь стоит разгрузочная коробка, полная посуды. Само собой, на количество посуды в серванте это никак не повлияло, просто полки прогибаются не так сильно, чтобы это было видно невооруженным глазом.

Только вы, пожалуйста, не думайте, что у ситуации нет никакой перспективы — я нашёл выход. Мы выбрасываем вещи Марины! Она говорит мне, например, что хочет избавиться от одной из пар старых кроссовок, а я отвечаю отважно: «Выбрасывай обе!». И вы знаете, прямо крылья за спиной, буквально упиваюсь собственной свободой и смелостью. Даже могу заодно выбросить что-то своё. Но потом, конечно, жалеть.

От момента пробуждения до выхода из дома сегодня прошло ровно пять минут и я вдруг поймал ощущение «Как в старые добрые!». Хотя никаких времён, в которые ранний подъём с немедленным выходом в питерский ноябрь я бы мог назвать «добрыми», у меня нет.

Возможно, мне вспомнилось время работы в перевозках, когда я вставал в семь, пил кофе из пакетика, ел яичницу из яйца, одевался, а потом, застонав, опрокидывался на диван и ещё минут десять лежал, борясь с желанием уволиться, только бы не никуда не идти и не разговаривать там по телефону.

По сравнению с теми, нынешние времена гораздо больше вправе называться «старыми добрыми».

Но, по крайней мере, такой подъем напоминает, как мало нам, в сущности, надо. Вот эти вот потягивания у окна, потугивания в туалете, завтрак нога на ногу и прочие куртуазные экивоки, сопровождаемые потыкиванием в телефон — это все излишества, пусть и приятные иногда.

Пять минут — это надеть штаны, почистить зубы и прошептать себе в зеркало слово «блять» в качестве неброского утреннего макияжа.

Кстати, я считаю, что вся утренняя сила — в штанах. В смысле, не внутри, а в собственно самих штанах. Как бы ни был я разбит, невыспат, простужен и ленив — стоит только натянуть уличные штаны и щёлкнуть ремнём, и сразу я становлюсь деловит и бодр. С поправкой на сезон и брезжимость рассвета, конечно. И даже, кажется, солнце сразу немного веселее начинает что-то делать сквозь небесную серь.

Мне прислали письмо с вопросом про жизнь. Занятным. Я некоторое время ходил с этим вопросом в голове, и вот ответил. Привожу письмо почти целиком и ответ.

«...Я — приверженец антинатализма, и работаю сейчас над эссе по этой теме. Мне всегда было интересно, чем руководствуются люди, когда решают создать новую жизнь. В частности, осознают ли эти люди, что создание новой жизни — это абсолютное, совершенное насилие, противопоставить которому можно разве что только, гм, убийство? Что, по сути, это принуждение к жизни; игра с нулевой суммой, где один человек получит радость от создания жизни, другой — эту самую жизнь и страдания в качестве неприятного дополнения.

Что не менее интересно, как для себя человек оправдывает такой поступок? Ведь, логично предположить, он видит и для себя, и для нового человека, и, вероятно, для человечества в целом какое-то конкретное и весьма определённое благо.

Прошу меня простить, если некоторые из мыслей могли задеть или показаться оскорбительными: такой цели я совершенно точно при составлении письма не преследовал, однако понимаю, что при прочтении это может вызвать амбивалентные чувства».

Спасибо за вопрос и за ту форму, в которой он задан.

Он не вызвал амбивалентных чувств — разве что в первую секунду, но это скорее нормально для человека, который ничего про антинатализм не знал и никогда — это уже часть ответа — об этом не думал. Вопрос заставил меня поразмышлять, а ещё почитать хотя бы немного про саму концепцию (антинатализм как философия обсуждает аргументы против деторождения и оперирует в этом разными мотивами).

Часть этих мотивов чаще упоминается в обществе и более привычна уху обывателя: например, история про людей с генетическими заболеваниями или психическими расстройствами, которые с высокой вероятностью могут передаться детям, или борьба с перенаселением и тем, что люди наносят непоправимый урон природе, который в результате похоронит нас как вид.

Но как будто вы спрашиваете всё же не об этом, а именно о страдании — о философском пессимизме, концепции согласия, мизантропических и филантропических мотивах.

Насколько я понимаю, страдание в антинатализме воспринимается как перевешивающий фактор. Очень условно, как ложка дёгтя в бочке мёда. То есть отвечать, что в жизни может быть больше радости, чем страдания — означает искажать вопрос, потому что дело не в количестве, а в самом наличии страдания.

На это отчасти хочется ответить легкомысленным пожатием плечами: ну да, жизнь совершенно очевидно сопряжена со страданием, это вполне базовое её условие. Но страдание не всегда означает тумблер, переведенный в отрицательное положение. Можно быть довольным жизнью и в те моменты, когда ты доволен, и в те моменты, когда ты недоволен.

«Чем руководствуются люди, когда решают создать новую жизнь: осознают ли они, что это абсолютное, совершенное насилие? Что, по сути, это принуждение к жизни?»

Мне кажется, что люди вполне осознают, что жизнь — это и страдание в том числе. Но не столько нас страшит страдание, сколько манит возможность счастья. И надежда на него, которая не зависит от знания. Эти, знаете, картинки в голове — в них чередуются радость и ужас, нежность и беспокойство, раздражение и гордость, но там нет картинок, обозначающих небытие.

Люди — хотя говорить я могу только за себя, конечно — руководствуются исключительно собственным опытом. А у нас есть только опыт бытия. Мы не знаем, что такое смерть, а знаем только жизнь. И взаимодействовать мы может только с тем, что знаем.

Поэтому размышления о том, каково было бы не существовать и насколько это лучше существования, навсегда останутся за пределами чувственного опыта.

Это плюс ещё животная тяга к потомству (возможно, свойственная не всем) освобождает нас от множества вопросов к самим себе.

«Как для себя человек оправдывает такой поступок? Ведь он видит и для себя, и для нового человека, и для человечества в целом какое-то благо?»

Я даю себе право на некий зазор, люфт между полной осознанностью и... не знаю... случаем, вероятностью. Я сам определяю, но одновременно и мир тоже немножко определяет, что будет. И полагаюсь на собственные ощущения — стоит мне что-то делать или нет. Это работает на любом уровне решений, от мелких до важных.

Благо, которое я вижу для себя — это возможность выбрать себе определенное будущее, следовать за картинками в голове, дополняя их какими-то всё же более прозаическими вещами.

Благо, которое я вижу для ребёнка — это возможность получить то, что есть у меня — опыт жизни, щекочущую остроту бытия и потенциальную возможность её осознать: радость движения, сосредоточения, предвкушения, ощущения собственной прочности при преодолении страдания. Это непреодолимое — за гранью любого страдания — желание дать почувствовать то, что знаю я: любовь, дружбу, ощущение жизни, трепет неопределенности.

Благо, которое я вижу для человечества — ну, я не очень вижу прям для всего человечества. Оно, человечество, состоит для меня из отдельных людей. Способность сцепиться с кем-то в дружбе или возвести что-то не очень высокое — для человечества тоже своего рода благо.

Ехали вчера с Мариной по набережной и смотрели на две стоящие совсем рядом церкви на другом берегу.
— Слушай, Глеб, а там и раньше были две церкви? И вообще, зачем их две в пяти метрах друг от друга?

— Возможно, в одной церкви служили два товарища, то есть священника, а потом они разругались и один сказал, что построит свою церковь и там будет всё, как он хочет. То есть как господь, конечно, но немножко лучше.

— Из-за чего могут разругаться священники?

— Не знаю, имущественные споры из-за паствы или ещё что-то такое. Ну или там «Куда ты опять положил кадило?! Взял — поставь на место, сколько раз тебе говорить!»

— Представляю. Они небось еще и прихожан будут делить, листовки там развешивать, привлекать маркетинг, акции проводить.

— Но потом всё равно дойдёт до скандалов. Представляешь, два священника во дворе между церквями вырывают друг у друга старушку-молитвенницу: «Моя старушка! Нет, моя!». И дергают её, тянут каждый в свою сторону.

— Точно. А старушка вроде охает и крестится, а потом втихаря ходит в обе церкви.

— Проститутка.

Подруга прислала ссылку на сайт ижевского производителя пробиотиков для детей. Предприятие по изготовлению бифидо-продуктов называется «КАТАРСИС». На логотипе то ли стилизованная улитка, то ли вылезающий из под клевера слизень.

Из редакторского любопытства пошёл почитать сайт. О боже. Как там всё хорошо.

В продуктовой линейке закваска «Дашенька» соседствует с жидкими пробиотиками «Эуфлорин-В». Я старался погасить в себе ассоциации с Циклон-Б, но вы видите, что не смог. Ещё в товарном ассортименте указаны «Бифидобройлеры», но изображений, к счастью, нигде нет. Что это — совершенно непонятно. То ли курица, выращенная на творожке, то ли огромная бифидобактерия, которую можно откусывать, как помидор, чтобы текло по рукам.

В разделе «История компании» соседствуют вот такие абзацы:

«...Накоплен положительный опыт применения жидких пробиотических концентратов в животноводстве и птицеводстве (для лечения молодняка крупного рогатого скота, свиней, птицы, пушного зверя).

Государственную регистрацию для дошкольного и школьного питания прошли следующие продукты...»

На главной странице сайта сменяются несколько слоганов:

«Дети в восторге от вкусной и полезной Дашеньки»

«О микрофлоре и окружающих бактериях нужно знать с детства»

«Катарсис на защите иммунитета каждый день»

«Живые бифидолактобактерии от российских врачей»

«Там, где есть Катарсис, дисбактериоза больше нет»

Я вообще сейчас не шучу. Там действительно так написано. Если что, у меня нет никаких претензий к йогуртам и закваскам ЗАО «Катарсис». Там даже в единственном отзыве на сайте написано, что «...нужно отметить высокую чистоту штаммов и уровень бактерийного числа живущих бифидолактобактерий, обработку упаковочного материала в гамма-камере, использование УФО длиной волны 254 нм, ламп Чижевского, стерильных боксов и биксированной одежды для персонала».

Всем бы, знаете, таких клиентов, которые способны на подобный отзыв.

А ещё у них есть официальная группа вконтакте и в ней аккаунт администратора называется «Дашенька Катарсис», что в целом совершенно логично, но.