Не знаю, есть ли у вас история, в которой вас искали по лесу. У меня есть.

Однажды на втором курсе ко мне подошел приятель Кирюша и предложил поехать на выходные за город, отдохнуть. И в глазах у него заплескался алкоголь. У многих есть такой приятель — не в плане алкоголя, а в плане руинирования жизней. Он искренне обещает веселье, а несёт только раздрай и неприятности.

Каждое моё столкновение с Кирюшей заканчивалось проблемами. Пару раз нас чуть не забрали в ментовку. Один раз он на секунду попросил мою новенькую фотокамеру, а потом в сервисе мне написали, что приняли в ремонт «объектив россыпью».

Сам он при этом как будто находился в центре торнадо, то есть разрушения происходили только вокруг, а у него всё было нормально. Но тогда, на втором курсе, я это понял ещё не до конца. К тому же я был скромный, меня редко куда-то звали, тем более в компанию. И я согласился.

Кирюша учился на курс младше, поэтому мы поехали вместе с его студенческой группой, из которой я знаком был только с Кирюшей. Возможно, это меня и спасло от гораздо большего позора.

Мы приехали на какую-то базу отдыха недалеко от Питера. То ли в Лосево, то ли где-то рядом. Базой отдыха назывались два двухэтажных кирпичных корпуса, по виду давно заброшенных. Точнее, корпус был даже один, потому что второй уже почти рассыпался от времени и невзгод и стоял мрачной руиной в стороне среди деревьев.

В общем, мы приехали и сразу начали пить водку. Вот сразу! Потому что все правильно поняли смысл слова «отдыхать». Водка нужна была ещё, чтобы согреться — был то ли октябрь, то ли начало ноября, промозглого и довольно холодного.

Мы пили, умеренно закусывали, пели под гитару, ржали и снова пили. В какой-то момент мне даже стало скучно пить, и я решил, что пора бы и поспать. И пошёл в корпус.

В комнате была кровать с голой сеткой, тумбочка, стул и всё. Как был в куртке, штанах и обуви я лег на сетку и попытался заснуть. Сетка скрипела, снаружи шумели, тело постепенно сковывало холодом и заснуть упорно не удавалось. Провозившись какое-то время, я вернулся к остальным — водка ещё была, а тормозов у меня уже не было.

Малый опыт распития алкоголя лишил меня всяческой осторожности. Было весело и хорошо, а потом я решил отойти в сторонку пописать.

И в этот момент свет выключился.

И долго не включался.

Включился свет не сразу, а как-то потихоньку. Писатели в такие моменты обычно пишут, что свет «забрезжил». Из темноты проступил какой-то... тоннель? Пахнуло сыростью. Тоннель немного раскачивался, а в конце его был дверной проём. А за ним — лес.

Снаружи мимо проёма прошла какая-то фигура, остановилась и посмотрела в мою сторону. Я сфокусировался — это был Кирюша, который, увидев меня, всплеснул руками и шумно выдохнул: «Слава богу, нашли!»

Со стороны Кирюши всё выглядело примерно так: меня искали по ночному лесу пять часов, а нашли стоящим посреди разрушенного кирпичного корпуса в одном исподнем. То есть в трусах и майке. Босиком.

Выглядел я при этом так, будто всю ночь выступал в цирке — прыгал из под купола на арену плашмя, дрался в клетке с тиграми, ходил по битому стеклу, чистил лошадей и убирал навоз за слонами.

А чувствовал себя ещё хуже — для непривычного к алкоголю организма интоксикация была чудовищная. Тело слушалось с трудом, поджилки тряслись, голова плыла где-то рядом с туловищем, весь мир был противного лилового оттенка. Как будто смотришь сквозь бензиновые разводы.

Меня привели в комнаты и кто-то зачем-то показал мне какую-то еду. Даже не еду, просто предложили хлебнуть рассольчику. Едва почувствовав запах рассола, я растолкал всех и бросился в туалет, по пути ударяясь о стены.

Когда я вернулся в комнату, мне принесли почти всю найденную одежду — она была широко разбросана вокруг того разрушенного корпуса. Видимо, в беспамятстве я снова захотел пойти прилечь, но тело перепутало корпуса. Судя по жутким ссадинам на боку, коленях и животе, я даже лез туда через окно, голым пузом по кирпичам.

Теперь чувствительность начала возвращаться, и я задрал стопу, чтобы посмотреть, почему болят пятки. Подошвы обеих ног выглядели так, будто я совал их в газонокосилку. Правая пятка вообще была длинно распорота вдоль. Я попросил пластырь — пластырь оказался только рулонный и я замотал себя им вокруг стопы, чтобы длинный порез не расходился, когда наступаешь.

Следующие полдня я просидел неподвижно, шевелясь только чтобы хлебнуть сладкого чая. Ближе к вечеру мы должны были отправляться обратно в город и мне предстояло ещё одно испытание — электричка.

Народу было полно, я стоял, а скорее висел, держась за поручень в духоте вагона. Электрическа задорно раскачивалась на ходу, а мои внутренние органы раскачивались ей в такт, и словно плавали там, в туловище, как инфузории-туфельки в древнем океане. Мне же оставалось только зеленеть лицом, стискивать зубы и надувать щеки, сдерживая тошноту.

Я жил с родителями, и рассказывать им о своих похождениях совершенно не хотелось. Нет, понятно, что история была увлекательная, но хотелось просто залезть в ванну и долго там отмываться, выковыривая остатки травы из пяток.

Сейчас я понимаю, что папа точно видел, в каком я состоянии, просто виду не подал. Спросил только, почему я не отвечал на телефон. «В электричке украли», — соврал я, хотя телефон остался где-то в ноябрьском лесу. «Ну что, — весело и очень громко ответил папа. — Давай пойдём купим тебе новый телефон, у меня как раз сейчас есть время!»

И мы обошли все ближайшие магазины подряд. Мне нравился каждый первый телефон, но папа был полон энтузиазма, чтобы выбрать вариант получше. Забота, как я сейчас уже начал понимать — главный инструмент родителя. Просто это мультитул — в нём есть и мягкая щёточка, и шило.

Как я не заработал столбняк от всех этих кирпичей и распоротых пяток — ума не приложу. Не иначе, алкоголем вытеснил.

Спустя пару недель Кирюша заметил меня в университетском коридоре и подошёл поздороваться: «Ну ты д-д-дал, конечно! Мы кстати собираемся потом ещё разок туда же двинуть, поедешь?»