Ходил гулять в сквер у дома. Мы с Мариной называем его «парк», но читателю при слове «парк» обычно представляются тенистые аллеи, а тени деревья в нашем парке ещё не отрастили. Парк видно практически насквозь от одного края до другого, и поэтому я говорю «сквер».

В этот раз я — редкий случай — забыл дома телефон. Если не слушать аудиокнижку и не отвлекаться на интернет, мир сразу пододвигается поближе. Люди как будто выходят гулять одновременно все, а окружающий пейзаж заворачивается краями вверх, как в фильме «Начало», чтобы я мог получше его разглядеть.

В углу сквера — квадратная площадка, обставленная скамейками и обсаженная ёлочками разных оттенков. Уютное место... было бы, если бы его уют не присвоили любители кормить голубей. Персонажи разной степени согбенности вечно трясли на площадке своими пакетами с крупой или сеющими движениями разбрасывали хлебное крошево. Поэтому весь десяток скамеек был перманентно обгажен, как в принципе и вся остальная площадка.

Я прохожу её краем. Посередине площадки крупно накрошена булка — минимум полбатона кусками. В центре булочного поля стоит, не шевелясь, одинокий голубь. Больше ни людей, ни голубей, что странно, вокруг нет. Голубь стоит, странно вытянувшись вверх и надув все, что может надуть. Он чем-то похож на американского сержанта, стоящего по стойке смирно.

Возможно, одинокий счастливчик просто обожрался булки до того, что не может не то что взлететь, а даже втянуть шею обратно в туловище. Я тут же вспомнил свою найденную для Артёма и любовно перечитанную детскую книжку «Самый богатый воробей на свете».

Пока я медленно ходил по скверу кругами, толкая перед собой коляску, я заметил на скамейке грузного, пожеванного мужчину в бейсболке, которая давно забыла свой цвет и назначение. У мужчины был ожидательный и слегка нетрезвый вид.

На третьем круге он окликнул меня:
— Извините, — голос звучал замедленно. — А вы... оттуда идёте? — он показал пальцем туда, откуда я уже третий раз пришёл.
— Оттуда, — подтвердил я догадку.
— А вы... не видели, там женщина... не лежит?
— Нет, — я невольно сделал вид, что припоминаю. — Не лежит.
— Ну... ладно.

Он вздохнул, заелозил ногой по гравию и почесал бейсболку.

Немного дальше я увидел ещё одного молодого папу с коляской. На меня он был не похож — под два метра, худощавый, хорошо подстриженный, из под строгого плаща видны брюки. На ногах туфли, на руке, которой он держит у уха телефон, блестящие часы. В коляске перед ним лежит дочь, одетая сплошь в оборки и кружева.

Кажется, неспешный ритм вечерней прогулки с ребёнком ему не подходит, и бизнес-папа шепотом кричит в телефон:
— ...поедем! В смысле «на чём?»! На коляске, конечно! То есть, тьфу, на машине, конечно!..

Я прошел мимо него и свернул на поперечную аллею. По ней переступал молодой парень — он тщательно и крупно, буквами во всю ширину дорожки каждая, вычерчивал на ней веслом слово «Аркаша».